Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Кто тебе разрешит? Куда ты уйдешь? Мырза просил передать, чтобы ты никуда не уходил, он сказал, что будет договариваться со всем родом Торгай.

- Вот и передай ему, что желаю успеха! И здоровья желаю! Пусть эти мои слова станут словами прощания для него. Откочую!

- Почему? Что такое случилось, аксакал? - вмешался тут молодой Кудайберды. - Отец наказывал: пусть никуда не переходит, пусть ругается, спорит, но не откочевывает к моим врагам. Ведь они хотят одного - отторгнуть от меня весь Торгай. Отец сказал: пусть возьмут назад все то, что забрали у них, но только пусть успокоятся и не думают откочевывать.

Майбасар не дал Кулыншаку ответить на эти слова, грубо и резко обратившись к нему:

- Эй, в чем ты винишь нас? Разве это не ты избил моего атшабара?

- На пятерых моих сыновей, - вот они сидят перед тобой, - Аллах дал одну стоящую лошадь, темно-серого скакуна. Ты попросил его отдать, я тебе ответил, что не могу отдать. Неужели это было так непонятно? А ты прислал своего атша-бара, этого пса нечестивого, который злей волка, - чтобы он силой увел коня. Ты напал на меня, словно разбойник, хотел отобрать лошадь, которую я сам вырастил. И что я, по-твоему, должен был делать, Майбасар?

- Коня хотел забрать не я - это мырза так велел. Вот, ради этого мальчика, его сына Кудайберды,- отвечал Майбасар. -Мальчику понравился твой конь. Конечно, атшабара послал я, и распоряжение было от моего имени, но просил это сделать мырза. А я подумал: «Мальчик уже вырос, ему хочется коня, неужели Кулыншак пожалеет для Кудайберды серого жеребца? Пусть даже это будет прихоть, маленькое озорство баловника... Кулыншак не должен обидеться».

- Озорство? Что еще за озорство такое! - возмутился старший сын, Турсынбай.

- Это называется озорством? - вмешался третий сын, Садырбай. - Нет, это называется по-другому. Что хочу, то и ворочу. Это называется насилием. Так поступают с рабами, с чужаками, которые не могут постоять за себя.

Договориться двум сторонам оказалось невозможно. Скакуна темно-серого здесь не собирались отдавать. А тем, которым хотелось его забрать, пришлось смириться с этим. В молчании они и просидели довольно долго.

Но потом Майбасар вновь стал упрекать Кулыншака в том, что он собирается перекинуться к жигитекам.

Послание Кунанбая, переданное через Майбасара и Кудай-берды, прежде всего, касалось этого вопроса. Не мог допустить мырза, чтобы род Торгай целиком перешел на сторону врага. И вопрос насчет вожделенного серого скакуна был поднят Майбасаром для затравки, чтобы начать давить на Кулыншака по главному вопросу. Воспользовавшись тем, что избили его посыльного, Майбасар хотел заставить отца пятерых богатырей признать свою вину. Но получилось все не так, и никакой вины за собой Кулыншак не признавал.

Несколько дней назад Кулыншак, оскорбленный до глубины души приказом Майбасара отдать его кровного коня, жестоко избил присланного им атшабара и окончательно решил порвать с Кунанбаем. Он послал конного нарочного к жигитекам, сообщая о своей готовности вместе с ними кочевать на осенние джайлау. Слух об этом дошел до Кунанбая, и он отправил брата и сына, чтобы они любым способом приостановили отторжение рода Торгай, одного из самых близких к Иргизбаю родов.

По смерти Божея обе враждующие стороны, соблюдая траурное перемирие, открыто еще не сталкивались, но злобу и месть копили исподволь, иногда покусывали и травили друг друга по мелочам. И все же вражда, раздуваемая с обеих сторон, могла дойти до предела, и после многих мелочных взаимных обвинений и придирок - однажды разразиться беспощадной военной грозой.

При жизни Божея не происходило враждебных стычек более жестоких, чем избиение жигитеков в Токпамбете. Но именно после того случая Жигитек, Котибак и Бокенши стали объединяться, чтобы собрать силы для достойного отпора Кунанбаю. Когда умер Божей, многим показалось, что и противостояние закончилось, но это была одна видимость. Наоборот - смерть Божея, не вскрыв нарыва, увела болезнь глубоко внутрь, и противостояние двух вождей перешло во вражду Кунанбая с объединением тех крупных родов, которые он притеснял. Смерть Божея сплотила их еще крепче.

Несравнимо с прежним смелее стали отстаивать себя и увереннее держаться пред кунанбаевским произволом старшины родов, друзья покойного Божея: Байдалы, Байсал, Каратай, Тусип, Суюндик. И другие вожди начали открыто присоединяться к ним.

Именно на это время и поступило к Кулыншаку послание от Кунанбая - «прислать темно-серого скакуна». И то, чего раньше не удавалось добиться от Кулыншака Байсалу и Пушарбаю, неоднократно, наедине уговаривавших отца «бескаска», было решено им самим в одну минуту. Род Торгай был близок к Иргиз-баю настолько же, насколько он был близок и к роду Котибак.

Произойди все это в другое время, Кулыншак на приказание «прислать темно-серого скакуна» не посмел бы ответить отказом. Раньше он во всем уступал мырзе, но не теперь.

Майбасар, услышав о его отказе, рассвирепел:

- Как это не отдаст? Кунанбаю коня какого-то не отдаст? Да если мы не сможем забрать коня у него, то чего же мы будем стоить? Пусть себе обижаются, но деваться им все равно некуда. Кунанбай просит - пусть попробуют отказать Кунанбаю!

И вот теперь, после страстей по темно-серому скакуну, все выяснилось, род Торгай решил отложиться от Иргизбая и перейти к жигитекам и котибакам.

Теперь Майбасар, забыв обо всем другом, старался только уговорить Кулыншака не пойти на это. Кулыншак отмалчивался, иногда коротко отнекивался. Не получив более или менее вразумительного ответа, Майбасар наконец потерял терпение и впал в ярость. Принялся снова грубо орать, давить, прибегать к угрозам.

- Эй, Кулыншак, я передал тебе послание мырзы, чтобы ты не откочевывал. И сам я, ты же видишь, жду этого от тебя. Я не скрыл обо всех бедах, которые тебя ожидают, если ты уйдешь от нас. Дай слово, что не откочуешь, и покончим на этом.

При последних словах лицо Кулыншака потемнело, он метнул на Майбасара недобрый взгляд и ответил:

- А теперь ты послушай меня! Я буду краток. Хватит, надоело терпеть! Вот тебе мое последнее слово: откочую!

Кудайберды и Жумагул тревожно и озабоченно переглянулись. Однако разъяренный Майбасар уже не владел собой, в бешенстве стал бить рукоятью камчи по войлочной подстилке и кричать:

- Знаю, кто тебя подстрекает! Знаю, к кому хочешь пойти на поклон! Это они заманивают тебя! Небось, наобещали