Том 1. Новеллы; Земля обетованная - Генрих Манн

Он ведь не колебался? Нет, он не заметил ни одной насмешливой физиономии — наоборот, лица у всех были напряженные.

— Ставите? — спросил Штибиц.

— На пятую! — сказал Андреас, не думая. Игра его больше не интересовала, триста марок были потеряны, принесены в жертву только ради того, чтобы дать ему возможность удалиться с достоинством.

На этот раз новичок возмутил игроков, они нашли его смелость чрезмерной. Послышались саркастические и недоверчивые замечания. Кто-то сказал:

— Он собирается ловить рыбу голыми руками.

Длинный тощий господин загадочно пожал плечами, но все же поставил на пятерку. Но его примеру последовали не многие.

Седьмая лошадка остановилась у столба. Андреас спокойно сунул остаток выигрыша в карман брюк, поднял голову и быстро огляделся с твердым намерением посмотреть в упор на того, кто посмеет усмехнуться. Но его поведение, напротив, вызвало нечто похожее на восхищение. Когда он отходил от балюстрады, тощий господин, который проиграл и все-таки продолжал игру, с завистью посмотрел ему вслед.

— Браво! — услышал он чей-то голос за своей спиной.

Он увидел Туркхеймера, который, наконец, выиграл и теперь опять, как и в начале вечера, казалось, ловил его взгляд. Они обменялись вежливым поклоном.

Уже взявшись за портьеру, Андреас почувствовал у себя на плече чью-то руку. Господин Либлинг серьезно и торжественно посмотрел ему в глаза, его черная борода слегка дрожала:

— Не сочтите меня навязчивым, дорогой господин… господин… н… н…

— Цумзе, — подсказал Андреас.

— Не сочтите меня навязчивым, если я дам вам совет: никогда больше не играйте! Это предостережение уберегло бы от гибели многих, будь оно сделано вовремя. Вы, возможно, заметили, что новичку приписывают особое счастье. Что за глупое суеверие!

«Однако ты и сам не побрезговал им воспользоваться», — подумал Андреас.

— Один раз это еще позволительно, — ласково продолжал Либлинг. — Но второй раз — ни в коем случае. Здесь начало грехопадения, — прибавил он проникновенно, с чувством пожимая юноше руку.

Прежде чем Андреас задернул за собой портьеру, он услышал несколько голосов:

— Уважаю, он умеет остановиться вовремя!

— У этого шалопая все данные выйти в люди!

«Чего ради мне втягиваться в игру? — раздумывал Андреас, проходя по бальному залу. — Неужели они считают игру страстью? Я не пойму, зачем рисковать деньгами, пока их хватает. Вот когда они на исходе, тут ничего не скажешь».

Он скользнул взглядом по группе дам, но не нашел фрау Туркхеймер. Затем вышел на галерею и украдкой, совсем незаметно, вынул свои серебряные часы. Было начало четвертого.

Медленно спустился он в вестибюль. Теперь ему уже незачем было следить за собой, как пять часов назад, когда он подымался по этим самым ступеням. Он вполне владел своими чувствами и, посмотрев на свое отражение в высоких зеркалах, признал, что у него осанка триумфатора. Теперь он мог вдыхать аромат и услаждать зрение красотой высоких гелиотроповых кустов, орхидей и пурпурных кактусов всевозможных разновидностей, которые были расставлены по ступеням вдоль ажурных чугунных перил и превращали широкую лестницу в своего рода висячий сад. На площадках стояли обитые кожей скамейки, на которых был вытиснен туркхеймеровский герб: турок, размахивающий саблей. Андреас присел на минутку, и мимо него промелькнули две дамы, уходившие с бала. Он следил взглядом за сверканием их бриллиантов и блестящими бликами света, падающими сквозь переплет листвы на их атласные платья, и шептал про себя: «Вы у меня в руках!» Впрочем, он не представлял себе точно, что подразумевалось им под этими многозначительными словами.

Продолжая свой путь, он предался более трезвым размышлениям. В таком берлинском доме за один вечер можно пережить очень много. Он уходит не тем, кем пришел: он обогатился опытом и знаниями, за которые заплатил не слишком дорогой ценой — наткнулся на Лицци Лаффе в неподходящий момент и наступил на шлейф Асте Туркхеймер. Странно, их он ощущал как врагов. Затем раза два-три вызвал неловкое молчание, разговаривая с молодыми людьми, и струсил перед девицами. Вот и все его неудачи. Удачи же заключались в том, что с ним милостиво обошлась фрау Туркхеймер, столь милостиво, что многих это навело на размышления и неизвестно еще, чем все это кончится.

«Мне, правда, повезло, — рассуждал сам с собой Андреас, — но если бы я не был осторожен и рассудителен и не знал, чего хочу, тогда у меня, пожалуй, не лежало бы в кармане вот это».

И он нащупал тысячную бумажку.

Внизу в передней несколько заспанных лакеев вскочили со своих мест. Андреас, возможно, ошибался, но ему показалось, будто в их обхождении с ним сквозила известная почтительность. Может быть, у них уже выработался нюх на удачников?

Небрежно сунул он тому, который подал его дешевое пальто, двадцать марок, пожалев, что у него не нашлось монеты в пять марок.

Когда он уже стоял в подъезде, кто-то окликнул его:

— Э! дорогуша, послушьте!

Кафлиш из «Ночного курьера», улыбаясь и кивая, бегом догонял его. Он просунул руку под руку Андреасу.

— Вы уже домой? — воскликнул он. — Я тоже. Замечательное совпадение. Дивная летняя ночь, правда? Самое большее двадцать градусов. Возьмем экипаж?

По всей Гильдебрандштрассе снег сверкал от фонарей карет, двойной вереницей тянувшихся от одной решетки до другой. Большей частью это были собственные выезды. Когда совсем позади они нашли свободный извозчичий экипаж, Кафлиш спросил:

— А где вы живете?

Взбешенный Андреас бросил кучеру свой скромный адрес, который, как ему казалось, находился в вопиющем противоречии с его теперешним общественным положением. Журналист попросил у Андреаса сигарету. Закуривая, он поинтересовался:

— Ну, как вам понравилось у Туркхеймеров?

— Очаровательный дом, — заявил Андреас.

— Не правда ли? Едят, играют, и скучаешь не больше, чем полагается. «Со всеми удобствами и отдельным ходом», это главное. До остального нам дела нет.

«Как так?» — хотел было спросить Андреас, но потом спохватился. Ему опять пришло в голову все, что он в душе решил насчет своих отношений с Адельгейдой. Дело вовсе не в том, чтобы увлечь госпожу Туркхеймер на остров любви. Едва ли удастся вытащить ее из района Тиргартена. Придется как следует ознакомиться с местностью. Андреас уже претендовал на такое положение в ее доме, которое налагало бы на него известные права и обязанности. При этом он почти не знал, что это за дом.

— У Туркхеймера, должно быть, пропасть денег, — заметил он. Кафлиш окутался облаком дыма.

— Ничего, хватает, — сказал он. — Он положил себе в карман все, чего недодал правительству Пуэрто-Стервенца.

— Пуэрто-Стервенца? — переспросил Андреас.

— Святая невинность! Хотите, я сделаю