Том 1. Новеллы; Земля обетованная - Генрих Манн

остается только подбирать. Люди там, по-моему, целый день бездельничают. Что они называют ворочать делами, я не знаю, но времени это, конечно, почти не отнимает. У одних чудовищно много денег, у других ничего нет. Но что с того? Вкусные кушанья, тонкие вина, женщины, остроты, искусство и наслаждения — к вашим услугам. Стоит только руку протянуть. Обетованная земля!

— Браво! Вот это искреннее вдохновение, — заметил Кёпф.

Андреас спохватился, пожалуй, он зашел слишком далеко.

— Когда туда попадает наш брат, он ко всему, разумеется, подходит с литературным масштабом, — сказал он. — Мы умеем критиковать это изысканное общество.

— О, — произнес Кёпф с гримаской. — Вы, мой милый, и так хороши. Незачем разыгрывать из себя сурового критика! Я уж вам как-то говорил, у вас такой счастливый характер, который всех привлекает.

Андреас подумал о Пульчинелле, обладающем, по словам Клемпнера, счастливой наивностью. «В вас есть нечто от этого типа», — сказал Клемпнер; и Кёпф, кажется, имел то же в виду. А почему бы и нет? Он снова начал:

— Что мне действительно импонирует, так это отсутствие предрассудков у женщин. Не успеют тебя представить, а они уже так с тобой обходятся, будто сейчас подхватят под руку и отправятся к тебе на квартиру. Собственной заслуги тут нет.

Кёпф задумчиво покачал головой.

— Не воображайте, будто это так просто. Опыт у меня, правда, небольшой, но дамы в туркхеймеровском доме не маркизы прошлого столетия. Они не отдаются с легким сердцем молодому аббату, они никогда не следуют пустой прихоти. Им для всего требуется оправдание.

— То есть?

— Не забывайте о морали. В мире Туркхеймеров, несмотря на весь цинизм, предписываемый хорошим тоном, в сущности все напичканы моральными предрассудками. В конце концов это самые обыкновенные мещанки.

— Я это тоже заметил, — сказал Андреас, подумав о фрау Мор и ее фанатичной приверженности добродетели.

Кёпф кивнул и, прищурившись, поглядел на своего молодого приятеля снизу вверх. Он искренне интересовался судьбой Андреаса, для него было любопытным экспериментом направлять юношу по скользкому пути и давать полезные советы. Что из этого получится? Во что разовьется на той тучной почве, куда он сейчас пересажен, этот наивный карьерист и бонвиван, этот бессознательный спекулянт, ибо так называл Андреаса скептически настроенный Кёпф. Вот что чрезвычайно его занимало. Он повторил медленно и задумчиво:

— Им для всего требуется оправдание. Это значит, что вам надо убедить ту женщину, любовь которой, по вашим расчетам, должна помочь вам преуспеть, что связь с вами или исключительно доброе дело, или нечто новое, увлекательное, или же нечто лестное. Она должна снизойти до вас, или вы должны поднять ее до себя, лучше всего и то и другое, попеременно. Вы произведете вдвойне сильное впечатление, если выкажете покорность и смирение и в то же время дадите почувствовать свое скрытое превосходство.

— Я тоже так думаю, — согласился Андреас, хотя ему и представлялось трудным почувствовать свое превосходство над фрау Туркхеймер.

— Прекрасная дама, которую мы имеем в виду, снисходит к бедному поэту и своим теплым участием и любовью помогает скрытому таланту распуститься пышным цветом.

— Так оно и есть! — воскликнул Андреас смеясь. Однако его неприятно кольнула кёпфовская манера выражаться. Тот продолжал:

— С этой стороны отношения ясны. Вы же можете произвести впечатление тем, что вы уроженец Рейна.

— Неужели? — спросил удивленный Андреас.

— Вспомните о своей старой культуре! Да у вас любой крестьянин — аристократ по сравнению с пришельцами с непросвещенного Востока, которые обитают в здешних дворцах.

Андреас от удовольствия хлопнул себя по коленям. Он вскочил, повернулся два раза на каблуках и принялся шагать взад и вперед.

— Само собой разумеется! — воскликнул он. — Об этом мне следовало подумать. Туркхеймеры тоже, верно, выходцы из Познани или Галиции. Эти люди под маской пресыщенности скрывают только глупость и дурные манеры. О Кафлише я распространяться не стану, вы его, верно, знаете? Затем есть там один, который ставит ноги при ходьбе вот так. Его фамилия Зюс.

И Андреас, держа носки вовнутрь, заковылял по комнате.

— И женщины в сущности смешны, в особенности такая жирная матрона, как Адельгейда. У них там, кажется, те же вкусы, что и у кочевников пустыни. Признанную красавицу под силу поднять только верблюду, за ней следует та, которой приходится опираться на двух рабынь…

Он торжествующе взглянул на Кёпфа, который готов был побиться об заклад, что Андреас приобрел эти знания не далее как прошлым вечером. Молодой человек весело рассмеялся, ему пришла внезапная мысль.

— Но комичнее всех сам Туркхеймер. У него, верно, экзема. Посмотрите-ка!

И Андреас принялся почесывать воображаемые бакенбарды и скрести подбородок. Он нацепил на кончик носа пенсне, которое взял со стола, и мелкими, неуверенными шажками, выставив вперед живот, стал надвигаться на Кёпфа.

— Моя фамилия Гешефтмахер, — произнес он слегка в нос, тягучим туркхеймеровским голосом. — Генеральный консул Гешефтмахер, а вот моя супруга, урожденная Клоакенштейн.

Он остановился, переводя дух, весь раскрасневшись; он трясся от смеха. Кёпф деликатно хихикнул и так предательски прищурился, что, будь Андреас понаблюдательней, он затруднился бы сказать, смеется ли тот над его шуткой, или над ним самим. Молодой человек направился было к двери, однако поспешил вернуться.

— Ах, пока не забыл! Здесь у вас в квартире сдается комната. Пожалуйста, придержите ее для меня, я переберусь сюда в начале месяца. Во всяком случае, в этом районе дама не будет скомпрометирована с первых же шагов. Если уж она собирается осчастливить молодого поэта, то нельзя требовать, чтобы это происходило на Линиенштрассе.

— Весьма правильно! — подтвердил Кёпф. — Столь мудрая предусмотрительность служит к вашей чести. У вас в самом деле, кажется, все данные, чтобы…

— Выйти в люди? Это мне все твердят! — крикнул Андреас, прищелкнув пальцами, и, весьма довольный собой, покинул Кёпфа. Он воздержался от рассказа о Ратиборе и о готовности Туркхеймера благословить жену на счастье с безобидным юношей. Об истории с портным он тоже не заикнулся. Но за это время он пришел в нужное настроение для визита на Моренштрассе.

Служащий, которому Андреас вручил карточку фрау Адельгейды, сейчас же пошел за господином Берендтом. Владелец ателье элегантного мужского платья имел вид посланника. Он провел молодого человека в салон, обставленный с тонким вкусом, усадил его на шелковый пуф и попросил изложить, чем он может быть ему полезен. Андреас так и ждал, что он скажет: «Мы, люди светские, всегда готовы служить друг другу».

Юноша боялся попасть впросак, когда дело коснется его пожеланий относительно покроя и выбора материала. Но об этом не было и речи, господин Берендт прервал его на первом же слове:

— Понимаю, разговор идет о полной