Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

Наш пьяный автобус поплыл к морю.

Княжна Кети с черными волосами подошла ко мне:

— У меня тут в деревне живут родственники. Они зажарят поросенка. Приходите вдвоем с братом.

Мы пришли, когда солнце уже село в море и были только видны на небе его возбужденные красные лучи. Поросенок сидел под большим тазом посередине двора и шевелился.

Родственники княжны стали вести со мной всякие разговоры о пользе курения. Они сказали, что у них тут есть бабка 95 лет, которая потому и живет, что много курит. Я не поверил — так они привели мне бабку, которая курила сигареты «Космос» в синей упаковке. Она сказала, что сигареты хорошо действуют на голову и на сердце. Она держала сигарету в крепких пальцах и глубоко затягивалась.

Как сели за стол, тамада сказал, что сегодня будет соревнование. Кто кого перепьет! Все будут пить белое местное вино. Мы его сами делаем. Пьем вот так. Наливаем в стаканы вино. Я произношу тост и — до дна!

Ко мне: понятно?

Тост повторяется каждые три минуты.

Я встал и подошел к Кети.

— Это ты придумала? — спросил я.

— Да, — улыбнулась она.

— А если я выиграю?

— Я буду рада, — сказала княжна.

Женщины принесли еды, салаты, потом и поросенка с румяной кожицей. Сами они не сели за стол в этот раз. Соревнование было сугубо мужским.

— В туалет тоже нельзя ходить, — предупредил тамада. — Кто выйдет из-за стола, тот уже не возвращается.

За столом сидели человек пятнадцать. Такие краснощекие умельцы пить вино. Средних лет. Но были и молодые. Напротив меня сидел хозяин дома — сильный винный боец. А с угла — его сын. Крепкий парень.

— Они шутят, — утешил меня мой младший брат. — Игра развалится очень скоро.

Мы стали пить под тосты тамады. Вино лилось в граненые стаканы. Из стаканов — в глотки.

Тосты были скорее техническими, в основном про дружбу. Видно было, что соревнование постепенно засасывало людей. Они перестали переговариваться. Они запрокидывали граненые стаканы, ставили мягко на стол и краснели еще больше своими красными щеками.

Мы выпили по десять стаканов. Вино было молодое, задорное, сухое, но все-таки чуть-чуть сладковатое. На двенадцатом стакане пара людей ушла и не вернулась. Соревнование продолжалось. Кети смотрела издалека, сидя на стволе поваленного кедра. Мы пили дальше. Тосты стали все более и более расплывчатыми, но все равно про дружбу. Небо почернело. Двор был ярко озарен. Мы пили.

Мы выпили двадцать стаканов. Ряды поредели. Люди вставали и уходили молча. Без комментариев. Я чувствовал, что мое тело становится не тяжелым, а наоборот, почти невесомым, но голова существует как бы отдельно.

Двадцать пять стаканов. Мое горло отзывается на некоторое количество сахара в вине. Оно становится луженым. Тосты я перестал слышать, хотя всеми силами кивал и поддакивал им.

Тридцать граненых стаканов.

Вдруг пропал тамада. Взял и пропал. Нас осталось шестеро. Хозяин, сын хозяина, мой младший брат, я и два незнакомых человека с лучистыми от вина глазами.

Хозяин сам взялся быть тамадой.

Тридцать три стакана. Лучистые люди ушли. Нас осталось четверо.

На тридцать пятом стакане сын хозяина запрокинулся и полетел со стула через спинку в траву. Никто не пошевелился.

На тридцать шестом тихонько ушел мой младший брат.

Мы остались с хозяином.

Он налил, чокнулся, выпил и сказал:

— Ну всё.

Это было предложение ничьи.

— Я пью за ничью, — сказал я.

Он не поднял следующий стакан. Он с нежностью смотрел на меня. Он был пьян и доволен своим гостем.

Я выпил тридцать седьмой стакан. Один.

Встал.

И на своих ногах пошел в свою комнату. Окно выходило на море. У дверей я споткнулся о чемодан пустых бутылок.

«Зачем шофер мне его сюда принес?» — туманно подумал я.

— Это я попросила его принести, — сказала Кети. — Чтобы ты чувствовал себя победителем. Молодец, — продолжала она. — Ложись. Я буду тебя лечить.

Я смотрел на нее лучистыми от вина глазами.

— Тридцать семь! — сказал я.

— Я знаю, — кивнула она.

Дальше я ничего не помню. Грузия — это единственная страна в мире, откуда меня много лет позже депортировали.

25. Иван-царевич

Да, в отличие от более-менее разумного в своей основе Запада, Россия — волшебная сказка. Роль царя в нашей сказке сегодня исполняет Великий Гопник. В русской сказке народ обожает царя, а это значит, что в наше время он голосует за него на выборах.

Но как бы народ ни любил своего царя, всему есть предел. И на этот предел указал Иван-царевич. В своей оппозиционной деятельности он с некоторых пор стал превращать народного царя в Кощея Бессмертного. Эту ипостась сказки народ не любит. Но что делать: помимо того, что царь совершает ошибки, он — увы! — еще и стареет. А наша сказка за Кощея голосовать не будет. А кто подсказывает народу про жадного и бессердечного Кощея Бессмертного? — Наш другой сказочный герой, претендент на престол.

Сказочный царь, как и полагается монарху, объявил наш народ белым и пушистым, мы — лучше всех. Но при этом с самого начала его правления идет постоянное завинчивание политической гайки. И против него, против ОМОНа и Росгвардии, против всех силовиков и примкнувшим к ним подхалимам выступает совершенно безоружный Иван-царевич. Впрочем, нет. У него, как водится в сказке, появился серый волк в виде фонда борьбы с коррупцией, который набрасывается на воровство и государственный грабеж. И пока Иван-царевич воевал с коррупцией, он был даже выгоден Великому Гопнику. Кремлевские бояре молчали. Каждый из них мог оказаться под подозрением, если не под катком оппозиционера. В какой-то момент Иван-царевич даже как будто помог Великому Гопнику избавится от либерального конкурента. Конкурент надолго заглох после разоблачений.

Иван-царевич перешел политический Рубикон, когда придумал и стал осуществлять тоже довольно сказочный план «умного голосования». Голосуй за кого угодно, только не за партию царя. Проект оказался довольно дурацким, но потенциально болезненным для власти. Глядишь, наша сказочная Дума перестанет быть бесперебойным инструментом царской власти, если туда зайдут даже несколько независимых людей. И глядишь (волнуются царские друзья) — завалится вся Россия!

Вот здесь-то и прозвучал первый выстрел. Со стороны царя. Наш царь — безгрешен. Он — вдумайтесь! — за годы правления не совершил (по своему мнению) ни одной ошибки, а уже тем более подлости. Все беды России — от Запада и «пятой колонны». Ни к чему плохому царь не причастен. Но Иван-царевич думает по-другому. Он настраивает народ против Кощея Бессмертного — значит, настало время