Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева

про порядочность Джазим зря сказал. Муниф все же предал своих: был момент, когда он мог пройти по выбеленной солнцем улице, и пускай если не тогда же из окна машины его срезали бы автоматной очередью, а позже, он все равно бы сохранил верность.

Но кто же предал Хусейна? Кто-то навел правительственные войска на местоположение Хусейна аль-Хуси, а чтобы его не заподозрили, вывел с собой из-под обстрела довольно много бойцов. Насколько бы все было проще для Мунифа, если бы не упрямство Муслима!

«И Джазим знает наверняка, кто предатель! — Муниф пнул камешек, улетевший в лужу на дороге. Но, пройдя несколько шагов и усмирив гнев, все же признал: — Хотя конкретной фамилии может и не знать. В таких делах обычно работает контрразведка, а не общевойсковики, и, уж если и докладывали представители контрразведки генералу Мохсену, проводившему операцию, могли сделать это в общих чертах, не выдавая агентурный источник полученной информации. Впрочем, генерал может быть осведомлен…»

Но что если нет никакого предателя вовсе? Вдруг проверка? Муниф побежит к своим, забыв былые обиды, чтобы предупредить о существовании крысы в их рядах, — вот тут и станет ясно, что он не вырвал своих корней из каменистой почвы Саады.

В связи с этим Муниф какое-то время размышлял, не посчитают ли намеченный визит в его саадский дом именно тем самым случаем — попыткой предупредить своих, да еще с учетом того, что продолжаются боевые действия хуситов против правительственных войск.

Но в связи с чем могла состояться такая проверка? Столько времени не возникало вопроса о доверии, а что теперь? Как вариант, чтобы рассмотреть его на какую-то должность, которая, возможно, повлечет за собой прямое столкновение с хуситами.

Несомненно, Хади попытается восстановить порядок в стране. Хуситы, которые, хоть и отчасти, были причастны к приходу Хади к власти, довольно быстро отказались от положения ноябрьского соглашения 2011 года. Это соглашение подразумевало довольно искусственное разделение Йемена на федеральные регионы, большинство из которых оставались бы в нищете в силу экономического и географического положения. Причем этот «водораздел» проходил по территории, подконтрольной хуситам, чтобы ослабить их влияние в регионе и не допустить его распространения по стране в целом. Ходили слухи, что хуситы, как видно с подсказки иранцев, стали наводить мосты с бывшим президентом Салехом. По всему выходило, что он не так уж плох был для страны. Стоило ли прилагать столько усилий, чтобы его свернуть? Поддались всеобщему сумасшествию.

Теперь то ли надеются отмотать ситуацию назад, то ли цепляются за связи Салеха, а они у него, несмотря на свержение, все же остались. Хоть десять раз он подписал бы добровольный уход, это все-таки было свержением.

Все решилось в отношении Салеха в двадцатых числах марта 2011 года, когда уже начались откровенные отмашки со стороны Штатов. Они осудили гибель демонстрантов очередной пятничной сходки и начали педалировать ситуацию, дернули от властной кормушки нескольких чиновников и генералов, которые вдруг объявили, что они теперь на стороне народа и, видите ли, разглядели наконец, с кем находились бок о бок многие годы и с кем в неизвестном направлении вели любимый Йемен. Понятно куда вели — в тупик, в нищету, в безграмотность, словно до этого веками и при имамате, и при власти турок кого-то волновала грамотность простых йеменцев или их благосостояние. Турки строили мечети, базары и занимались торговлей, а не образовательными программами, впрочем, в мечетях они усиленно вели работу и «образовывали» йеменцев в суннитском русле, чтобы и духу не осталось от зейдитского имамата.

…Муниф побрел к Сук аль-Мил после почты, решив, что и дома шаром покати, да и с собой в дорогу стоит взять съестные припасы, а еще лучше запастись консервами, купить подарки племянникам двенадцати и четырнадцати лет и девчонке.

Мальчишки сейчас почти того возраста, какого был сам Муниф, когда последний раз перешагнул порог родного дома… Он очень страшился встречи с родными.

На базаре ничего не менялось. Война, беспорядки, перемирие и снова беспорядки, а торговцы с бронзовыми невозмутимыми лицами, с грязными ногами в размятых в лепешку сандалиях, с набитым за щеку катом казались вечными, стабильными, как горы и море, как глиняные древние дома, как запах ладана, сопровождающий йеменцев от рождения до смерти.

И воришки базарные были вечными, несмотря ни на какие шариатские законы, суровые по отношению к таким ловкачам с бегающими глазами, проворными руками и пустым брюхом. Однако последние годы, когда на берега Аравийского полуострова пришла «арабская весна», как грязная смрадная волна чужого, враждебного влияния и беспредела, и не только на Аравийский полуостров, но и в арабскую Африку, появились в Йемене обездоленные перекати-поле из стран, где во многом хуже, чем в Йемене, или, во всяком случае, им самим так казалось. Они прибывали в Йемен в надежде найти здесь лучшую долю или перебраться затем малой скоростью незаконно в Европу.

Именно такой парнишка, тощий и чернокожий, запустил руку в карман армейской куртки, в которую был одет Муниф. И тут же был схвачен. Муниф выглядел состоятельным — офицер, да еще с перстнем на пальце — и не производил впечатление человека, способного так быстро и настолько сильно вцепиться в запястье воришки.

Обычно воры начинали вырываться и грязно ругаться, но этот какой-то малахольный попался или больной. Он покорно стоял рядом с Мунифом, ожидая неизбежной расправы.

— Ты есть хочешь? — спросил Муниф, нисколько не заботясь о том, что у парня может оказаться и нож, и даже пистолет. Впрочем, профессиональным взглядом военного он не заметил никаких выступающих предметов на поясе под футболкой мальчишки. Стертые до дыр джинсы и выглядывающие в дыры тощие коленки с белыми коростами на коже.

Муниф вдруг поймал себя на мысли, что это было бы в какой-то степени решением многих проблем — быть зарезанным воришкой на базаре. Кто заплачет о нем? Разве что Афаф, помнящая его еще мальчиком, да Нурания — названная мать, жена Джазима, и Саадат — сестра, дочь Джазима, имя которой всегда напоминало Мунифу о родном городе.

Но, вспомнив, что совсем недавно боролся за жизнь, находясь в плену игиловцев, будучи на волосок от смерти, он понял, что на самом деле не жаждет смерти, и сейчас с ним ничего не случится, чувство опасности не возникло.

— А родители где? — задал еще один вопрос Муниф, не получив ответ на первый, в общем-то, риторический.

— Нет у меня никого! — раздраженно ответил мальчишка.

— Я тоже есть хочу, — пробормотал Муниф, однако не отпуская руку своего грабителя. — Если ты не будешь удирать