Новобранцы холодной войны - Ирина Владимировна Дегтярева

— Дрыхнешь? Уже война началась!

— Давно пора было вскрыть этот нарыв, — не слишком удивился Виктор, пытаясь найти галстук.

Вчера после ухода Галины он сначала печатал поручения. Часть из них свалил на Галю. Распорядился также, чтобы она завтра проинформировала об их новом деле Фролова. Сам-то утром собирался домой. Лег поспать уже в два часа ночи. Сон прерывался несколько раз звонками. Он решал вопросы, возникающие у сотрудников наружного наблюдения. Галстук куда-то бросил спросонья уже часов в пять, когда батареи стали слишком уж шпарить, а лень было встать и открыть окно. Да и смысл? К утру за окном на Большой Лубянке начнется какофония из звуков спецсигналов, гудков, шума большого города, которому еще несколько часов оставалось до того, чтобы перейти из мирной жизни в иную реальность. Инерция будет пытаться тащить сознание людей и устоявшиеся порядки по тем же рельсам, но стрелки уже перевели…

— На Фролова возложим анализ поступающих из регионов и от москвичей сведений. Поступления ожидаются в большом объеме. Сеть мы раскинем пока с очень крупными ячейками, а сами попытаемся с Тюриной нанести точечный удар. Уж во всяком случае, проведем разведку боем. Пошуршим в среде бывших студентов и нынешних. Если «аргентинец» псевдоним, то может быть и просто испаноговорящий человек. Из Европы или Мексики.

— Не будем гадать. Отпуска отменяются… Выходные тоже. Пока будем ночевать на работе. Нужно нам с тобой порешать и организационные вопросы. Поглядим, как все начнет развиваться. Но если все затянется, надо продумать сменный график работы сотрудников. — Толмачев не относился к тем начальникам, которые заставляют подчиненных сидеть на работе, когда надо и не надо, для галочки или пытаясь перед начальством доказать, что все на местах и всё в порядке. Он сделает так, чтобы люди могли хоть ненадолго перевести дыхание. Невозможно нестись вскачь, как загнанная лошадь, без надежды, что тебе в конце концов дадут овса и смахнут пену с боков.

— Спасибо! — сердито пробурчал Виктор, накинув пиджак на плечи. — Мне бы хоть переодеться съездить.

— Витя, не морочь мне голову… — Толмачев шагнул к шкафу около двери, открыл дверцу. Там висели костюм и пара рубашек. — Что я тебя не знаю? Давай мне график составляй на будущее, потом с Тюриной занимайся аргентинцем.

— Тюрина поедет домой отсыпаться. Она дежурила.

— Ты как наседка со своей Тюриной. — Толмачев замахал руками со смехом. — Не смотри волком. Прямо и сказать ничего нельзя. Сегодня она поработает, а там посмотрим.

— Оставь свои дурацкие намеки при себе!

В отделе подтрунивали над дружбой Яфарова и Тюриной, хотя прекрасно знали, что те дружат семьями. Муж Галины работает в Московском управлении.

Тюрина активизировала свои связи и выяснила, что сегодня вечером в Интерклубе РУДН собирается та самая группа.

Шла середина вторых бесконечных суток, финишная ленточка которых не виднелась даже на стылом февральском горизонте.

Пока Виктор шел к выходу на Лубянке, увидел сидящих в коридоре дежурных бойцов из комендатуры в полной выкладке и с автоматом. Оптимизма подобное зрелище не прибавило. Весь день подспудно думал, что там идут бои, тяжелые, кровавые, а он тут… Вот теперь под ручку с Тюриной направляется в освещенный огнями Интерклуб.

Вечернее освещение скрывало обшарпанность здания и выщербленность ступеней, ведущих ко входу.

А там — вспышки от взрывов и росчерки трассеров в черном южном, хоть и зимнем небе. Снег на полях чернеет от воронок…

— Ты где витаешь? — дернула его за руку Тюрина. — Сделай лицо покоммуникабельнее. Ты испанец, а выглядишь как отставной фээсбэшник-безопасник, работающий в банке и надувающий щеки, словно он все еще причастен к Конторе.

— Ха-ха, — грустно сказал Виктор, но приободрился. Натянул европейскую улыбочку, за которой айсберги Атлантиды и высокомерие. Впрочем, обычные испанцы ребята приветливые. К своим. Все-таки бурлит в них кровь завоевателей. Так что, будучи испанцем, надо всегда помнить, что все остальные — индейцы.

Внутри клуба, знававшего лучшие времена, толпились пришедшие на встречу студенты — и бывшие, и действующие, слышалась разноязыкая речь, хохот, где-то играла греческая музыка и доносилось до вестибюля ритмичное притоптывание сиртаки. Кто-то еще снимал пальто и куртки, кто-то уже двинул в сторону выделенного для встречи зала со столиками, покрытыми белыми скатертями.

— Кстати, я заплатила за нас с тобой, — шепнула по-английски Тюрина. — На мероприятие скидывались все, как в старые добрые студенческие времена.

— Я перед тобой в неоплатном долгу. Ты здесь многих знаешь? Как бы нам так сесть, чтобы поближе к испанцам.

— Я думала, ты скажешь испанкам, — улыбнулась Галя. В платье, а не в привычном деловом костюме она казалась чужой. — Сейчас, постой-ка тут.

Она устремилась в центр зала, маневрируя между кучкующимися гостями. Улыбалась одним, взмахивала рукой по-приятельски, останавливалась перекинуться парой слов с другими. Через десять минут Галина уже как вихрь пронеслась по всему залу, только мелькали ее красно-черное платье и копна русых волос, сколотых небрежно заколкой с какими-то камешками — а-ля вечерний образ. Вернулась с четырьмя незнакомцами, которые обрадованно заговорили со слегка ошарашенным Виктором по-испански:

— Сеньор только из Мадрида? Как это приятно увидеть земляка! Я — Луис, это моя девушка — Маргарита.

— А это Джесус[15]  и Кристобаль[16] , — представила двух остальных Тюрина по-английски.

— Марио Аранда, — назвался Виктор своим старым псевдонимом, который присвоили ему, когда он недолго проработал в Испании в начале своей контрразведывательной карьеры. — После двух ваших имен хочется перекреститься и получить благословение, — пошутил он.

Все заулыбались, рассаживаясь за ближайший столик.

На этот вечер была запланирована и культурная программа. Выступил кто-то из преподавателей, поприветствовал выпускников, порадовался, что они не забывают альма-матер. На небольшой сцене, чуть приподнятой над залом, несколько студенческих групп станцевали сиртаки, дабку, и пара аргентинцев изобразила танго. Затем над залом повис невнятный гул голосов и звяканье посуды. Позже планировались танцы.

Галина намеренно пыталась расшевелить Виктора, заметив, что он погружен в себя. То ли от усталости, то ли от событий, обрушившихся на всех генетическим затертым годами страхом. Его стирали как защитный слой на лотерейном билете в надежде увидеть под стальным блеском слово «мир», но обнаружили вдруг слово «война». А «защитный» слой оказался эфемерным, как ветхий тюль на старой даче, который тронешь, а в ладонях — труха.

Она не испытывала схожих терзаний, воевать с оружием в руках не смогла бы. Да и не хотела, совершенно искренне полагая, что каждому свое.

Разговоры за столом крутились и вокруг событий сегодняшнего утра. Начало СВО для многих из студентов