Аномалия, рожденная смертью - Георгий Александрович Егоров

— Показывай, — добавил уже тише.

Кран повёл между могил. Остановился у свежих, три креста, на одном — фотография тренера. Рядом — двое постарше. Надписи: мать и отец. Все похоронены в один день.

— Евгений Сергеевич… Его повесили. Ну, по официальной версии — сам. Но кто в такое поверит? — Кран выдохнул. — Родителей Фёдора тоже не стало в тот день. А ещё… — он махнул в сторону, — там, чуть дальше — Матвей. Его тоже похоронили.

— Всё, кто знал «Школьника», да? — тихо уточнил Муха.

— Да. Слишком много смертей для одного дня. И слишком тихо всё это замяли.

Муха стоял молча, смотрел на землю, как будто пытаясь услышать ответы оттуда.

— А Катя? — вдруг спросил он. — Та самая, с которой «Школьник» крутился.

— Пропала, — сказал Кран. — Просто исчезла. Ни тела, ни звонка. Говорят, уехали вместе. Но... — он замолчал.

— Но что?

— Черный джип тогда в городе крутанулся. С хабаровскими номерами. Тоже исчез. Я людей к посту отправил — никто ничего не помнит. Как сквозь землю провалились.

Позже, в машине, уже по дороге обратно, Муха крутил в голове услышанное.

— С чего это ему бежать? — пробормотал он. — Кто ему угрожал? Тимир?

— Возможно, — отозвался Григорий. — История мутная. Знаю только одно. Фёдора на «смотрины» к Тимиру привёз Матвей. Сначала устроили бой с нашим бойцом. Тот грязно сработал — локтем в нос. «Школьник» его убил. Двумя ударами. Насмерть.

Муха молчал, только скривился.

— Вот на этом и зацепили его. У Тимира хватка. Сказал — либо на ринг, либо тюрьма. Ну, ты понял.

Вечером, в кабинете Костыля, воздух был густой от дыма и нервов.

Муха стоял, докладывал.

— Следы ведут в Хабаровск. Бой тот — закрытый. Филиал якобы элитного клуба. Юридические услуги, ни о каких боях слыхом не слыхивали. Я туда зашёл — пустые глаза, чистые галстуки. Сказали: нет доступа к спискам гостей. Закрытая информация.

— Как ты туда вышел? — перебил Костыль.

— Через старые каналы. Один из их водил светился раньше по схожей теме. Потянул за нитку — вот и всплыло.

Костыль встал, прошёлся по кабинету. Потом резко развернулся:

— Кто такой сука шустрый завёлся, что провернул такую движуху — и не оставил следа?! Моих людей кладут — и спросить не с кого?! — выкрикнул он.

Муха отшатнулся, автоматически встал из кресла. Голова опущена. Тишина.

Костыль успокоился. Прошёлся снова.

— Продолжай искать «Школьника». Фотки раздай всем. Пусть и Центральный округ в курсе. Назначь награду. Деньги — хороший мотиватор.

— Всё сделаю, Босс, — тихо ответил Муха и вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.

Глава 13

Харбин

Сначала был только свет — резкий, обжигающий, как сварка. Фёдор зажмурился и сдавленно застонал. Казалось, что череп его сдавили тисками, и кто-то медленно, мучительно закручивал винты. Он поднёс ладони к вискам, нащупал пульсирующую боль и осторожно приоткрыл один глаз. Затем второй.

Всё вокруг было странным. Стены из глины, влажная земля под руками. Над головой — решётка из толстого бамбука, перевязанная в углах грубой верёвкой. Солнце било прямо в лицо, и сквозь ячейки решётки он увидел небо. Голубое, ясное, совсем не якутское.

— Что за… — прошептал он, и попытался встать.

Яма была мелкой, но всё равно мешала распрямиться — решётка упиралась в макушку. Он толкнул её обеими руками. Без толку. Придавлена. Основательно. Как крышка гроба. Побег исключён.

— Люди! Есть кто-нибудь?! — выкрикнул Фёдор, голос с хрипотцой рванулся в небо. — Эй! Людииии!

Ответом была тишина. Затем — шаги. Кто-то подошёл. Сквозь решётку Фёдор видел только силуэт — солнце било сзади, превращая лицо незнакомца в темную маску. Тот что-то сказал, длинную фразу — не по-русски. Потом медленно занёс ногу и, чуть наклонившись, попытался ботинком придавить Фёдору пальцы, торчавшие между прутьями.

Фёдор резко дёрнул руки вниз.

— Гнида… — прошипел он, и, сжав кулаки, прокричал: — Старшего позови, урод!

Человек исчез. Свет опять ударил в глаза.

Полчаса одиночества. Головная боль утихала, но в голове бушевал шквал. Где он? Почему тепло, если в Якутии сейчас должна быть зима? Как его вообще сюда притащили?

Шорох наверху. И тень — теперь стоящая неподвижно. А потом голос, знакомый до мурашек:

— Очнулся, Федя? Голова, небось, раскалывается?

Фёдор замер. Только голос. Но этого было достаточно.

— Кириллыч… — выдохнул он, узнав повара из Хабаровска.

— Прости, пришлось вколоть тебе лошадиную дозу. Не хотелось, чтобы ты очнулся по пути. Сейчас ты в Китае, под Харбином. Добро пожаловать.

Фёдор оторопел. Китай? Харбин?

— Вы совсем рехнулись? — сипло сказал он, борясь с волной дурноты. — Это что, шутка такая? Я в яме как зверь! Вы с ума сошли?

— Ты и есть зверь, Федя, — спокойно сказал Кириллыч. — Только сам этого ещё не понял. Ты опасен. В ярости — ты как снаряд без взрывателя. Ты неуправляем. А теперь ты будешь драться… под моим контролем.

— А если я откажусь?

— Тогда ты умрёшь. Или нет… — Кириллыч сделал паузу. — Тогда умрут твои близкие. Например, твоя Катя.

Фёдор рванулся к решётке, сжал бамбук руками, будто мог выдрать его из земли.

— Только попробуй, мразь! Я тебя собственными руками...

— Вот и подтверждение, — усмехнулся Кириллыч. — Слишком горяч. Подумай. Завтра продолжим разговор. Только без фокусов. Где ты пытался хитрить — я преподавал.

Он исчез, как тень, а яма снова озарилась солнцем.

Фёдор медленно опустился на колени. Его трясло. Мысли путались, будто в голове бушевала буря. Китай. Как он тут оказался? Паспорта нет, границу никогда не пересекал. Всё — за бабки. Деньги и власть — вот что творит чудеса. Он вспомнил родителей. Катю. Их лица вспыхивали перед глазами — как будто кто-то раз за разом подбрасывал фотографии в костёр его сознания.

Время шло. Солнце клонилось к горизонту, становилось холодно. Земля под телом отдавала сыростью, воздух наполнялся вечерней прохладой.

Он начал отжиматься. Надо было согреться. Хоть как-то. Сил хватило ненадолго. Потом присел в угол, прижавшись спиной к земляной стенке. Он закрыл глаза, пытаясь удержать хоть какую-то мысль, хоть какую-то надежду…

Гром. Как удар по небесному барабану. И почти сразу — дождь. Сначала слабый, потом ливень. Вода струилась сверху, просачивалась сквозь землю, скапливалась под ногами.

Фёдор понял — яму топит.

— Люди! Эй! Кириллыч! Помогите, мать вашу! — он кричал до хрипоты. Никто не пришёл.

Вода поднялась до колен. Потом — до пояса. Он метался по тесному пространству, бил кулаками в решётку. Та не шелохнулась.

— Сволочи… — выдохнул он. Дыхание стало рваным, губы синими. Вода уже доходила до груди. Фёдор