Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева

— Я уже говорил Шабибу, я не собираюсь рисковать своим нынешним положением, тем более перспективами работы с вами, чтобы поймать его. Если повезет… А почему вы тоже считаете, что в Йемене грядут перемены? — этим вопросом Муниф закрыл тему предателя и к тому же решил понять, нет ли еще одного агента у Центра в Йемене. Он испытал что-то вроде чувства ревности.

Лопес понимал, что упрямый Муниф соскакивает с темы, но все же ответил:

— Ты ведь знаешь, сколько лет Абдалле ибн Абдул-Азизу Аль Сауду?

— Он, кажется, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения. — У Мунифа отлегло от сердца, он догадался, что выкладки Центра относительно перемен в Йемене базируются на анализе обстановки в Саудовской Аравии.

— Ему девяносто. Он уже нездоровый человек.

— Сколько ему осталось, один Всевышний знает, — Муниф достал пачку сигарет.

— Кури. Так вот, Абдалле осталось немного. Поверь, это не предположения, — Лопес пригладил светлые блеклые волосы, довольный успешно добытой информацией о состоянии здоровья короля. — С одной стороны, Абдалла покровитель вашего Хади, а стало быть, тот лишится поддержки после смерти короля. С другой — Абдалла, как бы кто к нему ни относился, удерживал ситуацию от скатывания в открытое противостояние.

— Однако он сделал хорошую подготовку к решительным действиям, если судить по количеству саудовских шпионов у нас в стране, — Муниф не выразил оптимистичной солидарности со сказанным Лопесом.

— Согласись, Абдалла не так уж плох. Еще шесть лет назад американские газеты ставили его в списке жесточайших диктаторов мира на четвертое место. А их газеты, штатовские, учитывая их «свободу слова», пишут все с подачи спецслужб и Госдепа. А этот «диктатор» первым делом отлучил от государственной казны всех своих многочисленных родственников, много чего сделал и для народа, и для повышения образования, и для расширения меджлиса, и для прав женщин.

— А они им нужны? — хмыкнул Муниф. — В общем, великий Абдалла даже позволил не целовать ему руку, а ограничился рукопожатием… Я лично ничего против него не имею, если бы этот любитель лошадей и соколиной охоты не поглядывал хищно в сторону моей родины. А то, что американцы делают вид, якобы осуждают его и диктат в Саудовской Аравии, это обычное дело. Внешнее, то, что на страницах газет и на экранах телевизора, совсем не то, что происходит за кулисами. Охлаждение отношений было, только когда американцы влезли в Ирак. Тогда Штаты переключились на Катар — там разместили пункты управления своими базами, в том числе и саудовскими. Но все равно тринадцать баз, огромные денежные вливания, обучение американскими инструкторами армии саудовцев, правда, за их же вырученные от продажи нефти деньги.

— Да я и не сомневаюсь, что Абдалла с американцами дружен, несмотря на единичные разногласия и колкости в адрес друг друга. Однако если будет смена власти здесь, то для хуситов это реальная возможность занять более выгодную позицию, а не отсиживаться в Сааде.

* * *

Хуситы наступали. Начало тлеть еще в феврале 2014 года. В то время уже состоялась встреча Рушди, а затем и брата Абдул-Малика аль-Хуси с людьми, посланными иранскими спецслужбами. Кроме того, Муниф сообщил через Рушди руководству хуситов, что нечего даже и пытаться договориться с Мохсеном, бессмысленно. Тот сам рвется к власти. Сообщил и о том, что дни короля Абдаллы сочтены.

На какое-то время бои приостановились в марте, пока шло усиленное вооружение хуситов, подготовка бойцов, в том числе и иранскими военспецами. Всё это тянулось часть весны, до лета, когда выросшие цены на бензин сподвигли очень многих присоединиться к движению хуситов. В сентябре хуситы уже были около Саны.

К тому времени Тайиб переехал в Египет. Джазим не уезжал в Саудовскую Аравию, мешкал. Надеялся на то, что хуситы захлебнутся или что с ними удастся договориться, если войска вдруг перейдут на сторону «повстанцев, боевиков», как называли их власти.

Муниф замер, не предпринимая никаких шагов. Он практически свернул деятельность на всех своих подпольных фронтах — и с Россией, и с хуситами. Потому что и те, и другие велели ему затаиться и выжидать. Связь с хуситами только в том случае, если бы он узнал нечто такое, что помогло бы успешному продвижению хуситов в Сану. В случае с российским Центром на связь он мог и должен был выйти лишь в ситуации непосредственной угрозы собственной жизни.

Генерал, которого он изредка видел, оставался спокойным, как скала. У него уж как минимум был план отступления к саудовцам. От Джазима, по некоторым оговоркам полковника, Муниф знал, что речь идет о том, чтобы генерал укрылся в посольстве Саудовской Аравии и затем улетел на вертолете, который пришлют саудовцы для эвакуации, в том числе и генерала Мохсена.

Тучи сгущались над столицей, бои шли то в одном районе города, то вспыхивали в другом. Жители или уезжали, или прятались по домам, которые при сильном обстреле превращались в пыль.

В штабе царило смятение. Ряды офицеров редели, а те, что оставались на службе, казались загнанными, поглядывали на начальство, понимая, что у тех возможностей сбежать больше, и подумывали, а не стоит ли переметнуться, ведь все равно сметут, но боязно, примут ли хуситы?

Эти метания слабо волновали руководство, которое мысленно уже вдыхало сухой воздух пустынь Саудовской Аравии или сырой туманной Великобритании, а может, и солнечного Майями. Хотя вдруг, между обстрелами, начали офицеров выдергивать с дежурства (все находились на военном положении и дома почти не бывали) и требовать то в отдел кадров, то к Джазиму, то даже к самому генералу. Те, кто побывал на таких «беседах», не желали обсуждать это с товарищами, замыкались, едва Муниф пытался что-то разузнать. Эти странные хождения по начальственным кабинетам вызывали смутную тревогу, нервы и так были раздерганы постоянными обстрелами, звуками боев, словно расплескавший лаву вулкан уже клокотал поблизости, ощущался жар и земля под ногами дрожала.

С Джазимом Муниф почти не виделся, но обострившаяся в последнее время интуиция подсказывала, что тучи сгущаются не только над Саной, но есть еще персональное облачко над головой Мунифа, готовое разразиться молниями и ливнем. Наступил черед Мунифа, когда его вызвал генерал.

«Предатель», — стучало в висках Мунифа, пока он шел по длинному коридору генштаба от адъютанта, который вызвал и сообщил о том, что завтра надо предстать перед генералом в десять утра. Сквозняком натягивало запах дыма — жгли документы в кабинетах. Это был запах страха и признак того, что мысленно уже многие сдались.

«Сейчас бы связаться с Рушди. Где