Влияние - Бентли Литтл

сторону Большого дома – и увидел бегущую к нему по двору Литу, она была босая и в ночной рубашке и явно не замечала цветочного ковра, по которому бежала. Он сразу же понял, что случилось что-то ужасное – даже если это никак не проявилось на ее лице, ее телесного языка было вполне достаточно, – и он сошел с крыльца ей навстречу, чувствуя под ногами мягкую упругость цветов. Это ощущение было омерзительным, он словно шел по ковру из червей.

– Ах, Росси! – вскрикнула она, обхватив его руками за шею.

– Что случилось?

– Моя мама умерла!

– Тетя Кейт? – Конечно, это была тетя Кейт. Что за дурацкий вопрос?

Лита рыдала.

– Мне нужно ехать, Росси. Нужно устроить похороны, я должна… я не знаю, что мне придется делать, но, кроме меня, никого нет, и все это на мне.

Он прижал ее к себе.

– Я хочу, чтобы ты поехал со мной.

Он промедлил только секунду.

– Я думаю, мы все должны уехать. Я, ты и Дейв. – Росс чуть отстранился от нее, оглядел цветочный ковер. – И Джилл. Я думаю, мы все должны уехать отсюда.

Лита кивнула. Молча, но с пониманием, она даже в горе своем отдавала себе отчет в том, что творится вокруг. Она, казалось, только теперь заметила цветы, поморщилась и поднялась на веранду, подняв сначала правую ногу, потом левую, чтобы увидеть свои подошвы и убедиться, что красная мерзость не затронула ее кожу.

– Я принесу тапочки, – сказал Росс, направляясь в дом. Он принес тапочки и протянул их Лите. – Они великоваты, но все лучше, чем ходить босиком по этому… – Он махнул рукой, показывая на цветы.

– Спасибо.

– Так где твоя мама? И что случилось?

Лита шмыгнула носом.

– В Альбукерской больнице. Пьяный водитель.

– Точно как…

– Да. – Она отерла слезы с глаз и задрожала. – Вчера вечером позвонили в самый разгар грозы. Я с тех пор не сплю. Дейв заснул минут десять назад.

– Я сяду за руль. Вы оба слишком устали. Возвращайся, возьми все, что тебе понадобится, разбуди Дейва, сообщи об отъезде всем, кому сочтешь нужным сообщить, подготовь дом. И чем скорее мы отсюда уедем, тем лучше.

Лита нахмурилась, повернула голову.

– Что это за музыка? Нежели это цветы…

– Да, – подтвердил ее подозрения Росс. – Делай что нужно, и едем.

Росс дождался, когда она закроет за собой дверь, вошел к себе и набрал номер Джилл. Она явно еще спала – ответила только на пятый звонок, – а когда заговорила, то измученным голосом. Но он сказал ей, что они уезжают из Магдалены и хотят, чтобы она поехала с ними.

– Уезжаете? – переспросила он. – Что это значит? Навсегда?

– Я не знаю.

Но Росс знал. Хотя он не собирался брать с собой ничего, кроме ноутбука и одежды, которая была на нем, он вдруг неожиданно понял, что покидает Магдалену и никогда сюда не вернется. Настало время рвать когти. Не этой ли фразой пользовались политики? Эти слова всегда имели негативную окраску, но иногда лучшая политика состояла в том, чтобы перейти к обороне. Ты должен был знать, «когда вистовать, а когда пасовать»[65], но теперь настало время, когда ты должен бежать, улепетывать, нестись со всех ног, увидеть Магдалену в зеркало заднего вида.

– Да, – сказал он. – Навсегда. И я хочу, чтобы ты уехала со мной. – Он в двух словах рассказал о полученных им предложениях и смерти матери Литы. – После того, что случилось вчера с твоей собакой, и всего остального, что здесь происходит, тут больше небезопасно. Нужно быть реалистами. Победить это у нас не получится. Ты сама сказала, что можешь делать рекламные обзвоны откуда угодно. Может быть, когда-нибудь сюда можно будет вернуться, может быть, нет, но сейчас, я думаю, лучшее, что можно сделать, – это бежать из Магдалены со всех ног.

Он ожидал возражений, ожидал, что ее нужно будет долго убеждать, но, к его удивлению, она сказала:

– Хорошо.

– Хорошо?

– Хорошо. Я соберу одежду и кое-что из вещей…

– Мы заедем за тобой.

– Я поеду на своей машине. Давай встретимся в городе на заправке. Через полчаса.

– Договорились.

После небольшой паузы она спросила:

– Там у вас вокруг Дейва и Литы… выросли красные цветы?

– Миллионы цветов. И у всех есть лица.

– Просто хотела убедиться. Встретимся на заправке. Я тебя люблю, – сказала она.

Слова о любви ни он, ни она прежде не говорили, но прозвучали они естественно, правильно, и Росс с такой же легкость ответил:

– И я тебя люблю.

Он повесил трубку и оглядел комнату, быстро решая, что ему брать с собой, а что – нет. Росс не исключал вероятности своего возвращения за оставшимися вещами чуть позже, хотя в какой-то момент думал, что никогда сюда не вернется. Так что ему требовались только вещи первой необходимости. И что же это за вещи? Ноутбук и одежда. Еще он взял в дорогу маленькую коробку с компакт-дисками, но все остальное оставил, поскольку замена этих вещей не требовала больших расходов.

Пройдя быстрым шагом по цветочному ковру, он уложил ноутбук и чемодан в багажник, коробку с компакт-дисками поставил на пол между передними сиденьями и побежал в Большой дом, где Лита и Дейв были уже готовы. Он пока не сказал им, что уезжает навсегда, решил поговорить об этом в пути. Им тоже не следовало возвращаться, но затевать этот разговор здесь и сейчас означало тратить впустую время, а он решил, что будет в более выгодной позиции для аргументированных возражений, когда они покинут ранчо.

– Я позвонил Придурку, – сказал Дейв. – Он позаботится о животных и пчелах, покормит Мики, пока нас нет.

– Хорошо, – сказала Лита. Она опять плакала.

– Тогда в путь, – сказал Росс. – Пока… – Он замолчал.

Пока что?

Он не знал. Но его не отпускало предчувствие – уверенность – в том, что если они не уедут отсюда быстро, то не смогут уехать вообще. Он знал, что это иррационально, но что было рациональным в последние дни?

По гримасам на лицах Литы и Дейва он понимал, что у них, как и у него, ходьба по этим цветам вызывает отвращение, но они подошли к машине, положили свой чемодан и туалетные принадлежности в багажник, потом сели в салон – Дейв на переднее пассажирское сиденье, Лита сзади. Никто не сказал ни слова, когда Росс завел машину, проехал по кругу подъездной дорожки, после чего вывел машину на дорогу по цветочному ковру. Он предполагал, что услышит крики, вопли растений, попавших под колеса машины, но ничего, кроме безумной мелодии, от них не услышал.