По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева

— Кроме тебя в группе еще трое парней. Они донесут, если ты сделаешь что-нибудь не так, отступишь от первоначального плана. Просто выведи Хатиму перед акцией. Та, другая девушка, хотя бы за деньги на это подписалась. Ты сам главное не подставляйся и Джанант держи подальше от всей заварушки. Из афганской тюрьмы тебя вряд ли кто-нибудь вытащит. Ты как Одиссей, — Виталий улыбнулся добродушно. — Как я понимаю, начал свою одиссею в Сирии, перебрался в Ирак, затем в Пакистан, теперь достиг Афганистана. Куда тебя еще занесет?

Он встал с чашкой чая в руке, прошелся до окна, выглянул и тут же отшатнулся. Поставил чашку на подоконник и сказал:

— Беги! Живо! В соседней квартире выход на балкон и пожарную лестницу. Быстрее.

— А ты? — они оба уже оказались в коридоре. Взглянули в глазок, на камеры, установленные у двери. К ним по узкой лестнице, судя по изображению с камер, уже бежали, топоча тяжелыми армейскими ботинками.

— Они пока на четвертом. Я через чердак! Быстро!

В комнате еще дымился чай в чашке, когда дверь в конспиративную квартиру вышибли с помощью кувалды, и внутрь ворвался спецназ. Как успел заметить Петр на мониторе видеонаблюдения, по лестнице к ним бежали не местные полицейские, а спецназ в американском мультикаме с их характерными шлемами, обтянутыми камуфляжем.

Петр даже не почувствовал боль, когда высадил хлипкую дверь соседской пустующей квартиры. Он не успел отдать Виталию сложенные вчетверо записи об учебном лагере, сделанные собственноручно Хатимой. Мозг работал молниеносно. Горюнов притворил за собой дверь, пронесся по пустой квартире с бетонным пыльным полом, едва не запутавшись в обрывках строительной пленки, раскиданной по полу. Выглянул в окно и понял, что эта сторона дома выходит на другую улицу. Тут склон и канал, один из многочисленных каналов, пересекающих Кабул, как каналы в Амстердаме. Только тут они заполнены мусором и зловонной водой, напоминающей нефть. До пожарной лестницы с балкона пришлось допрыгнуть, где-то метр на высоте седьмого этажа. Он ссадил руки о шероховатую ржавую поверхность прутьев. Буквально скатился с лестницы, сдирая остатки кожи с ладоней.

Улица была пуста, значит, квартал перекрыли. Знают ли они, кто именно был в конспиративной квартире и что их было двое? Если проследили только за Виталием, есть шанс, что про Горюнова не знают. И все-таки, куда бежать?

Петр пересек узкую дорогу без машин и мотоциклов. Словно все вымерли. Напротив тесный проход между домами, меньше метра. В него не хотелось забираться, неизвестно, что ждет с противоположного выхода из этой узкости. Знать бы, что он не засветился на входе в конспиративную квартиру, тогда можно изобразить случайного прохожего.

Сомнения разрешились сами собой, когда ему в ногу что-то ударило, да с такой силой, что Петра даже слегка подразвернуло. Голень вспыхнула болью. Горюнов, не раздумывая, юркнул в проход между домами. Здесь снайпер, который его подранил, в него хотя бы не попадет снова, но сообщит о нем по рации.

Горюнов заметил, что в узкий проход выходит несколько дверей. Одна из них оказалась открытой. Петр очутился в темноте лестницы. Быстро задрал брючину и на ощупь исследовал рану. Сквозная. Он отыскал выходное отверстие. В кармане ветровки все еще лежал тонкий шарф, купленный вчера на базаре. Горюнов быстро затянул им рану. Руки стали липкими от крови. Здесь в темном коридоре сильно пахло мусором и кровью.

Горюнов, прихрамывая, стал пробираться наверх. Он предпочитал не думать, что попал в ловушку. Дверь на одной из лестничных клеток приоткрылась. Оттуда испуганно выглядывал старик-афганец, услышавший шаги Петра на лестнице. Горюнов мог затолкнуть старика в квартиру и спрятаться там сам. Но он не знал, сколько людей еще в квартире, и догадывался, что не найдя раненного снайпером человека, спецназовцы пройдут по квартирам в поисках беглеца.

— За мной гонятся американцы, — только и сказал Петр по-таджикски, памятуя, как это было в Ираке, в Багдаде. Там в подобных случаях местные открывали двери своих домов и квартир. Не стал исключением и этот морщинистый, как горные афганские ущелья, старик. Он махнул рукой, пропуская Горюнова внутрь.

— Талиб? — с подозрением спросил он.

— Нет, я просто шел мимо, меня подстрелил снайпер. У них тут какая-то облава. Схватят, а потом не докажешь, что ты прохожий.

— Ты, прохожий, говоришь с арабским акцентом, — прищурился дед темными коричневыми усталыми от жизни, но все-таки любопытными и ироничными глазами. — Куда ранило-то? — Он уже заметил кровь на брючине и на руках. Из дверного проема, ведущего в комнату и отгороженного бамбуковой шуршащей занавеской, тянуло сквозняком, запахами плова и хлеба, штору раздвигали пальчики с наманикюренными ногтями и посверкивали озорные глаза. Внучка, наверное. Девчонка лет двенадцати. Дед махнул на нее газетой, которую держал в руке. — Принеси брюки отца, — велел он ей. — Ты не сможешь идти по улице в окровавленной одежде, тебя сразу схватят.

— Вы оптимист, — сказал Горюнов, прислонившись к стене и чувствуя, как подкруживается голова и чуть дрожат руки от всплеска адреналина в крови. — У вас тут есть выход?

— У нас есть подпол. Мой сын прятался тут, когда у власти были талибы и они устраивали регулярные облавы. Наш дом с большим подвалом. Окна с другой стороны дома выходят прямо на дорогу, как будто там первый этаж. А тут подвал почти в полный рост. Через него можно пройти по подвалам соседних домов вдоль улицы и выйти к каналу. Погоди.

Старик достал из широких бордовых шаровар мобильный телефон, и Петр сразу подумал, что афганец его сейчас заложит полиции. Но тот спросил у какого-то Халика, что он видит в окно, нет ли поблизости американцев. Слушал, что отвечал Халик, кивал. В какой-то момент встревоженно глянул на Петра.

— Халик сказал, что у канала за его домом нет ни полиции, ни американцев. Зато в бинокль, выше по улице, он видит убитого человека в серой ветровке. Тот лежит ничком.

Лицо Горюнова, мрачное, теперь закаменело. Он спросил почти ровным голосом:

— Халик уверен, что мужчина мертв?

— Из-под него натекло много крови. Он не двигается. Военные подходили к нему, пнули по ноге и оставили так лежать. Ты знаешь этого человека?

Горюнов покачал головой.

— Я могу помыть руки и умыться, уважаемый? Брюки у меня теперь целые, а руки в крови… Наверное, этот несчастный, как и я, попал под пули снайпера. Ему повезло меньше, чем мне.

Он зашел в крошечную ванную комнату, напомнившую тверскую хрущевку. Включил воду, зашипевшую в маленькой раковине, и зажмурился сильно-сильно. Так стоял мгновение, но надо было спешить. Он смыл кровь и, достав бумаги из кармана,