Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

– Господи, помоги! Да что же это за наваждение? – взмолилась Иринушка.

Запутавшись в подоле, она упала на землю и с ужасом поняла, что не может больше подняться – жабы придавили ее к земле. Побарахтавшись еще немного, Иринушка уткнулась лицом в землю и лежала так, едва дыша. Она открыла рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и тут же в него заползла жаба. Женщина пыталась вытолкнуть ее языком, но не могла, жаба намертво застряла во рту. Сердце бешено колотилось в груди Иринушки. В голове мелькнула мысль, что это ее конец. Этот тот конец, который она заслужила! От удушья в глазах потемнело, тело стало слабеть. Иринушка закрыла глаза, перестав бороться.

И тут в лесу раздался пронзительный крик:

– Мама! Маменька! Где ты?

Услышав тонкий, детский, до боли знакомый, голосок, Иринушка встрепенулась, задергалась всем телом из последних сил. Василиса! Но как она здесь оказалась?

– Мама! Мама! – голосок звучал все ближе и ближе.

Когда Василиса подбежала совсем близко, Иринушка услышала, как она взмолилась:

– Сестрицы, что же вы наделали? Жабья царевна, молю, не губи мою маму! Она добрая, она хорошая! Она никому зла не желает! Не губи, прошу! На, возьми возьми мою куколку, только отпусти мою маменьку!

Иринушка слышала, как дочка плачет от страха, и сердце ее разрывалось на части. Она лежала на земле в жабьем плену и не могла помочь ни себе, ни ей. А потом вдруг жабы стали спрыгивать с нее. Та, которая сидела во рту, тоже выползла. Иринушка сплюнула противную слизь, пахнущую тиной, откашлялась, поднимаясь с земли, и Василиса тут же бросилась матери на шею. Женщина ахнула, увидев, что дочь прибежала в лес босая, в одной тонкой ночнушке. Ветер трепал светлые распущенные волосы Василисы, лицо побледнело до синевы, она была больше похожа не на ребенка, а на лесную мавку, которыми пугают непослушных детей.

– Василисушка… – дрожащим голосом проговорила Иринушка, – Как же ты тут оказалась, доченька? Как узнала, что я пошла в проклятый лес?

Не дожидаясь ответа, она скинула с себя фуфайку и, обернув ею продрогшую девочку, подхватила ее на руки и побежала прочь, подальше от этого жуткого места.

– Не заругаешься, если я тебе правду скажу? – прошептала Василиса.

– Говори, доченька, не буду ругаться! – на ходу ответила ей Иринушка.

Василиса помолчала, а потом проговорила:

– Мне сестрица на окошко прыгнула и сказала, что Жабья царевна тебя погубить вздумала. Я как это услыхала, испугалась за тебя и тут же в лес помчалась!

Иринушка замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Взглянув в лицо дочери, она спросила странным, будто не своим, голосом:

– Жабья царевна? Отчего ж она погубить меня захотела?

Из глаз Василисы потекли крупные, прозрачные слезы.

– Прости, это все из-за меня, мамочка! Все из-за меня! Это я виновата!

Худенькое тельце Василисы затряслось от рыданий. Иринушка, все еже дрожа от ужаса, прошептала дочери на ухо:

– Ох, Василисушка… Пойдем-ка скорее домой. Уходить надо из этого проклятого места!

Лес тревожно шумел, столетние ели и сосны скрипели стволами, в кронах их завывал ветер. Иринушка бежала со всех ног и не видела, что за ее спиной, на сделанном ею могильном холмике, замерла неподвижно маленькая девичья фигурка: худое тельце было обмотано грязным тряпьем, длинные черные волосы взмывали в воздух при каждом порыве ветра. Немного постояв на берегу, девочка вдруг присела к земле, а потом резко распрямила длинные ноги и прыгнула в воду. По темной озерной глади в разные стороны поплыли круги…

***

Двенадцать лет спустя

– Василиска, подай соль!

Девушка отряхнула руки от муки, взяла солонку из бересты и поднесла отцу.

– Спасибо, дочь! – сказал Василий, вытирая рукавом обмасленные губы, – Ох и вкусны твои пироги с луком! Сколько уж съел, и еще хочется!

Василий окинул гордым взглядом взрослую дочь.

– Совсем ты у нас невеста! Через пару годков можно замуж выдавать!

– И то правда! – улыбнулась Иринушка, шутливо толкнув дочь в бок.

Василиса ничуть не смутилась, щеки ее не запылали стыдливым румянцем, каким обычно покрываются личики юных девиц, когда разговор заходит о сватовстве или замужестве. Взгляд девушки был холоден и строг.

– Ешь на здоровье, папаня! – скромно сказала она, – Завтра с картошкой пирогов напеку, ещё вкуснее этих будут!

– Ай да, Василиска, ай да, умница! Хозяюшка наша! А серьезная какая! Самой завидной невестой на деревне будешь!

Василий отодвинул пустую чашку, встал и обнял дочь за плечи. Девушка взглянула на него большими голубыми глазами.

– Не торопись меня сватать, папаня, – проговорила Василиса, – Не хочу я замуж. С вами пока поживу.

Василий погладил дочь по голове.

– И правильно! Рановато еще тебе из гнезда вылетать, голубка ты наша белокрылая!

Василиса слабо улыбнулась и отстранилась от отца, взяла ухват и ловко вынула из пышущего жаром печного зева очередной противень с румяными пирогами.

За прошедшие годы Василиса повзрослела: из худой, угловатой, болезненной девчонки превратилась в настоящую красавицу с круглым личиком, тонким станом и густой светлой косой. Парни по всей округе заглядывались на такую красоту, хорохорились перед ней, соперничали промеж собой, даже дрались, но девушка не обращала на них внимания. Взгляд ее был холоден и неласков.

Все было у Василисы – стать, красота, скромность, не было в ней лишь одного – чувства. У иных людей чувство внутри такое горячее и пламенное, что от него кровь кипит в жилах, огонь этот виден даже во взгляде, у других чувство не так бурно кипит внутри, но тоже греет. А у Василисы внутри огня не было совсем, будто лютый холод сковал все ее нутро, и глаза ее от этого сияли голубыми льдинками.

Василий этого не замечал, думал, что дочь излишне строга да серьезна, говорил Иринушке, что это и к лучшему – уж лучше пускай дома по хозяйству хлопочет, чем по задворкам с парнями обжимается! Но Иринушка женским чутьем все чуяла, видела, что с дочерью что-то не так, что ни жалости в ней нет, ни сочувствия, ни любви. Да, Василиса была послушна и примерна, прилежно делала все, что ей скажут, не перечила родителям, не вступала в споры, но при этом она их как будто и не любила. Обычно, молоденькие девчонки бывают привязаны к закадычным подругам, секретничают с ними, шепчутся при встрече, но Василиса и с подругами не водилась, все время была одна. Даже когда Василий разрешил дочери ходить на вечорки да на посиделки, Василиса, скромно улыбнувшись, ответила, что ей не хочется.

– Кабы не засиделась дочка в девках с таким-то характером! – вздохнула