Тайна хрустальной вазы - Shuts-Balcevich Sonsaku

Агата коротко кивнула. От движения половина тела, плечо рассыпались темным дождем. Сердца четверых сжались в унисон. Боль. Немыслимая боль от невозможности остановить это.

— Агата, пожалуйста! — Кларисс бросилась вперед, инстинктивно протягивая руки, чтобы обнять, удержать. — Просто живи! ХВАТИТ! — голос сорвался на крик. Но руки, замерли в сантиметре от того, что осталось от подруги, ее пальцы дрожали в пустоте. — Просто… будь рядом… — выдохнула, слезы текли ручьями. — Он когда-нибудь сам поймет… Мы это видели… Правда…

Голубоглазая пустота печально улыбнулась. Последней, кроткой улыбкой. Из единственного оставшегося ярко-голубого глаза выкатилась слезинка. Капля чистого, концентрированного света и хрусталя. Упала на ступеньку перед рассыпающимся телом с глухим звоном и застыла. Не как стекло, а сгусток застывшего времени. Внутри, как в миниатюрном телескопе, было видно… мир. Идиллический, невозможный. Розовые облака и плывущего сквозь них, величавого и спокойного, Левиафана. Не зловещий символ рока, а знак мира. Знак того, что где-то существует покой.

Пепел, что был Агатой, окончательно рассыпался. Легкий ветер подхватил, смешал с последними черными лепестками, унес в серое небо над мертвым садом. Осталась только слеза-хрусталя на холодном камне, светившаяся мягким, утешительным голубым светом. И четверо друзей сохранивших память, держащихся за руки, их лица мокрые от слез, но глаза полные новой, скрепленной жертвой и любовью. Конец пути? Или начало новой легенды? Левиафан в хрустале плыл вечно.

Эпилог — Четыре стихии Времени

Пять лет.

Достаточно, чтобы раны стали шрамами. Достаточно, чтобы пепел особняка «Белый Лебедь» замели дожди, а черные лепестки растворились в земле, как последние слезы прощания. Достаточно, чтобы алмазные сердца закалились в огне повседневности.

Академия Вечного Пламени гордо высилась над городом. В ее тренировочных залах Марк Торрен двигался с грацией хищника и силой бури. Его коренастая фигура, отмеченная новыми шрамами, уже не от темных молний, а от честных клинков в настоящих битвах, была живым учебником боевой магии. Студенты шептались:

— Торрен? Тот самый, что выжил в Библиотеке Душ?

Он учил — яростно, безжалостно, с верой, что каждый ученик должен быть сильнее, чем он был тогда. Огонь Торрена горел ровно, осознанно. Теперь он Воин. Не просто студент, а Столп.

Рядом, в белоснежных стенах госпиталя Академии, Кларисс Вейл накладывала знак исцеления на сломанную руку первокурсника. Ее движения были быстрыми, точными, а глаза — спокойными, глубокими, как горные озера. Рыжие волосы были собраны в тугой узел. Целительный скальпель на поясе мерцал не аурой угрозы, а чистым светом спасения. Знала цену каждой капле крови, каждой секунде до смерти. Лучший боевой медик, не просто лекарь — Ангел-хранитель в броне.

Далеко на севере, в Ледяной Канцелярии Иллюзий и Государственных Дел, Люсиль Д'Арк склонилась над стопкой пергаментов. Бледно голубые глаза, теперь отмеченные мудрой усталостью, сканировали заявку на грант. Не иллюзии спасали мир, а чёртова бюрократия. Точная, честная, дающая шанс. Люсиль находила таланты в глухих деревнях, пробивала финансирование для гениев без связей, ее подпись на документах значила очень много и часто была решающей.

— Д'Арк? Та самая, что вытащила Вальтера из Ада? — шептались клерки. Она делала вид, что не слышит. Чиновник. Тихая революционерка, меняющая мир пером и справедливостью.

А в Гильдии Архивариусов и Техногенных Исследований, под сводами, напоминавшими библиотеку, и лабораторию будущего, Серж Вальтер снимал пробирку с кипящим раствором чистой маны. Его «прозвище» — Архивариус — стало легендой, ироничной маской. Под ней скрывался гений, подчинивший цифру магии. На столах мерцали голографические интерфейсы разработки — «Око Вальтера», анализирующее любую магическую аномалию. На стенах висели компактные щиты-генераторы «Потомок Эгиды», спасавшие жизни патрульных магов от проклятий и заклятий. «Походные наборы» электрика-волшебника эволюционировали в портативные реакторы, питающие целые кварталы. Вальтер в тылу, значит, шанс выжить есть. Под рубашкой, на в его груди, где билось сердце, спасенное Кларисс из будущего, висел на тонкой цепи пустой Маховик Времени. Холодный, без песка. Напоминание и ключ. Молчаливый свидетель цены. Ученый — не книжный червь. Титан мысли, перековавший реальность.

Свадьба Марка и Кларисс грянула через пять лет, как праздник наперекор всем бурям прошлого. Шафером был Серж. Его тост был краток, сух, но в глазах горел огонь, понятный только четверым:

— За то, что все годы мы были вместе, не смотря ни на что.

Подружкой невесты — Люсиль. Ее иллюзии в тот — стаи светящихся журавлей над головами молодоженов, символ их танца на краю пропасти, который они вытанцевали до конца.

Когда Марк целовал Кларисс, в его глазах, была глубокая, закаленная тишина океана после шторма. А она смотрела на него, как на свою судьбу, как на смиренного дракона с любовью смотрящего на своею принцессу.

Через год Люсиль и Серж обменялись кольцами не в пышном зале, а в тихой роще за Гильдией. Свидетелями конечно же были Марк и Кларисс. Серж нервно говорил о «синергии логики и чувства, как идеальной паре». Люсиль улыбалась, бледные глаза сияли теплом, которого не знали раньше. Когда они поцеловались, это было не поцелуем потерянных душ, а тихим обещанием дома, уюта и тепла.

На груди Сержа, под свадебным камзолом, по-прежнему висел пустой Маховик. Холодный и молчаливый, издавший тяжёлый вздох облегчения. Рыженький лис Фенёк, остался приятным духом воспоминаний, на его плече, как ласковое прикосновение шёлка к щеке.

Мир магии менялся. Не в одночасье. Но там, где раньше правили лишь грубая сила и древние ритуалы, теперь шелестели цифровые свитки Вальтера, мерцали голографические карты тактиков, жужжали магические дроны-разведчики его конструкции. На поясах целителей висели компактные мана-стабилизаторы Кларисс. В патрулях Искателей работали иллюзорные маяки Люсиль, указывающие путь в туманах. А на передовой, в жерле самых опасных аномалий, стояли маги-штурмовики, закованные в броню, усиленную рунами Марка и питаемую микрореакторами Сержа.

Не искали славы «сильнейших магов Времени». Но слава сама шла за ними, как тень. Четверо. Четыре Ветра Стихии Времени: Воин, Целитель, Иллюзионист и Архивариус.

Они прошли сквозь чистилище Библиотеки Душ, заплатили страшную цену, скрепили сердца в огне. Их закалила жертва Агаты, последняя слеза-хрусталья с плывущим в розовых облаках Левиафаном — символом мира, полученного такой дорогой ценой.

Их время только начиналось. Время сверкающих бриллиантов, ограненных любовью, потерей и невероятной силой тех, кто знает: главная магия — не в заклинаниях, а в нерушимой связи, любви и дружбе. В умении прощать. И в