Мифы Грюндхайма - Денис Нивакшонов

У него не было времени на раздумья. Первый Страж атаковал. Его тело вытянулось в тонкую, сверкающую нить, нацеленную прямо в сердце Эриха.

Эрих не стал уворачиваться. Вместо этого он сделал шаг навстречу атаке, подняв перед собой пульсирующий камень. Он вцепился в него обеими руками, вновь выстраивая в сознании не барьер, а нечто иное. Он представлял себе не просто порядок. Он представлял собой идею. Идею линии. Идею угла. Идею формы, настолько совершенной, абсолютной и чуждой этому месту, насколько это было возможно.

Он думал о кристаллической решётке алмаза. О безупречной симметрии снежинки. О математической формуле, не терпящей искажений.

Камень в его руках вспыхнул ослепительным белым светом — резким, холодным, ровным. Это был антипод тёплому, органическому медовому сиянию Улья.

Нить-Страж, вонзившись в это сияние, не рассыпалась. Она… застыла. На мгновение её материал потерял текучесть, обрёл хрупкую, стеклянную твёрдость. И затем, с тихим звоном, лопнул на тысячи осколков, которые испарились, не достигнув цели.

Остальные два Стража замерли. Их колебания прекратились. В их слепом «взгляде» читалось нечто, похожее на… недоумение. Они столкнулись с чем-то, чего не было в программе их бытия. Не с сопротивлением жизни, а с иным видом порядка. С анти-хаосом.

Рёв Улья на мгновение смолк, сменившись пронзительным, вопрошающим визгом.

Эрих не понимал, что сделал. Он действовал на инстинкте, на грани отчаяния. Но он увидел результат. Он заставил их задуматься.

Это был его шанс. Единственный.

Он бросил взгляд на багровый шрам. Пустота была всего в десятке шагов. Расширяясь, она уже поглотила часть мостка.

Идея, ужасная и грандиозная, оформилась в его голове.

Они хотели Пустоты? Он даст им её.

Развернувшись к шраму спиной, он побежал навстречу Стражам. Они снова пришли в движение, их формы сгущаясь для новой атаки.

— Вот он! — закричал Эрих, его голос сорвался от напряжения. — Ваш бог! Идите ко мне! Получите его!

Он не был уверен, понимают ли они слова. Но они понимали вызов. Понимали движение. Понимали концентрацию той самой «аномалии», которая только что уничтожила их собрата.

Они ринулись на него.

Эрих стоял на краю. Прямо за его спиной зияла багровая бездна Небытия. Он поднял камень над головой, заставляя его сиять снова, маяком порядка в этом царстве распада.

Стражи были уже в метре, их формы превратились в сгустки чистой, режущей энергии.

И в последний момент Эрих прыгнул в сторону, отскакивая к стене пещеры.

Стражи, не способные столь резко изменить траекторию, пронеслись мимо него, прямо в распахнутую пасть шрама.

Не было ни звука, ни вспышки. Они просто исчезли. Срезанные из реальности, как кадр из киноплёнки. Одно мгновение они были — яростные, совершенные в своём уничтожающем намерении. Следующее — их не стало.

Тишина.

Рёв Улья прекратился. Хаотичное пульсирование света замерло. Вся пещера, казалось, затаила дыхание в шоке.

Эрих, прислонившись к стене, отчаянно дышал. Он сделал это. Он уничтожил Стражей. Он победил.

Но его победа длилась лишь мгновение.

Багровый шрам, поглотив два мощных сгустка энергии Под-Слоя, содрогнулся. Его края дрогнули и… начали сжиматься. Пустота, насытившись, начала закрываться. Процесс, запущенный взрывом, был обращён вспять.

И тогда раздался новый звук. Он шёл не от Улья. Он шёл отовсюду. Из стен, из пола, из самого воздуха. Это был не рёв и не шёпот. Это был скрежет. Скрип ломающихся законов реальности. Ярость самого мироздания, приведённого в движение.

Улей дрогнул. Сияние его ячеек померкло. Вены, связывающие его со шахтой, начали лопаться одна за другой, изливая на дно пещеры потоки светящейся жидкости.

Потолок пещеры начал рушиться. Гигантские глыбы того самого стеклянно-органического материала падали в сияющее озеро, поднимая волны энергетической пены. Пол под ногами затрясся.

Путь назад, в шахту, был отрезан обвалом.

Единственным местом, которое пока оставалось стабильным, был сам багровый шрам. Он сжимался, но всё ещё существовал, теперь размером с дверной проём, и за ним клубилась тьма, но уже не пустота, а знакомая, холодная темень подземелья. Он вёл куда-то ещё.

У Эриха не было выбора. Остаться здесь значило быть погребённым заживо или растворённым в агонизирующем Улье.

Собрав последние силы, он побежал к сжимающемуся шраму. Он прыгнул в него в тот момент, когда его края почти сомкнулись.

Ощущение было странным — не падение, а резкое, мгновенное смещение. Давление, темнота, и…

…он рухнул на холодный, влажный камень, в полной темноте. Воздух пах плесенью, сыростью и… относительной нормальностью. Сзади не было никакого шрама, только сплошная каменная стена.

Тишина. Только его собственное тяжёлое дыхание и далёкий, приглушённый грохот где-то глубоко под землёй. Агония Улья была теперь лишь отзвуком.

Эрих лежал, не в силах пошевелиться, весь в синяках, с раной на ноге и ожогом на руке. В кулаке он всё ещё сжимал камень. Теперь он был тёплым, но не пульсировал. Его свет погас.

Он не знал, где находится. Он не знал, что снаружи — свои или чужие, война или мир.

Но он знал одно: он выжил. Он прошёл через ад и нанёс ему удар. Он видел лик безумия и не сломался.

Он был первым человеком, объявившим войну самим основам мира и оставшимся в живых, чтобы рассказать об этом. Если, конечно, найдётся тот, кто ему поверит.

Эрих Вольф, учитель истории из Кёльна, потерял сознание, сжимая в руке тёплый осколок инобытия.

* * *

Сознание возвращалось к Эриху медленно, продираясь сквозь слои боли, истощения и глухого, далёкого грохота, всё ещё звучавшего в ушах. Он лежал на холодном камне, в абсолютной темноте. Влажность оседала на лице мелкими, холодными каплями.

Он был жив.

Он выжил. Он сражался с самим безумием мироздания и вырвался из его пасти. Пусть искалеченный, пусть на грани, но он был здесь. В реальном мире. В подвале? В катакомбах? Неважно. Главное — он был вне досягаемости того кошмара.

С тихим стоном он попытался пошевелиться. Всё тело отзывалось болью. Рана на ноге горела огнём, плечо ныло. Но самым ярким ощущением была твёрдая, тёплая поверхность в его правой руке. Камень. Он всё ещё был с ним.

Эрих сжал его слабеющей рукой. Это был трофей. Доказательство. Самая невероятная археологическая и историческая находка за всю эпоху человечества. Ключ к пониманию той силы, что таится под тонкой кожей мира.

Он должен был выбраться. Он должен был рассказать. Предупредить. Может быть, даже найти способ бороться. Его ум, уже оправляясь от шока, начал лихорадочно строить планы.