Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

что женщина – самое любящее и при этом самое безжалостное создание. Даже дикий зверь не так жесток, он бережет от опасности своих детенышей. Ты дала жизнь и тут же отняла ее. А потом решила, что тебе это так просто сойдет с рук. Да ты этим самым поступком прокляла себя и весь свой женский род! Вот так-то.

С каждым словом голос Матрены звучал жестче и громче. Последние слова она страшно выкрикнула Иринушке в ухо, стоя прямо над ней. А та плакала от запоздалого раскаяния и бессильной ярости на саму себя.

– И что же мне теперь делать? Как избавиться от проклятья? – спросила она сквозь слезы.

– Никак! – холодно и безучастно ответила ведьма, и тут же добавила, – Ты сама виновата! Дочь твоя страдает, а внучку еще больше страданий ждет. Если, конечно, она не помрет в ближайшие недели или месяцы. Тьма над ней с момента рождения повисла. И все из-за тебя!

Иринушка уронила голову на стол и завыла.

– Помоги, Матренушка! Хоть чем-нибудь помоги мне, защити невинное дитя! Душу из меня вынь, но помоги!

Матрена выпила залпом остывший чай из глиняной чашки и вышла из кухни. Ее долго не было, и Иринушка уже решила, что она и вовсе не вернется больше. Но Матрена вернулась. Сунув ей в руки смотанную из тряпок и сухих трав куколку, она торопливо заговорила:

– На, положи эту мамку-берегиню в колыбель. Она сбережет того, кто за нее держится. А ты отдай внучке всю ту любовь, которую должна была отдать той загубленной девочке. Все. Больше ничем помочь не смогу. Ступай.

Выйдя на улицу, Иринушка почувствовала облегчение. Может, от того, что наконец-то выговорилась, разделив свою тяжесть с другим человеком. А может, от того, что держала в руке обережную куколку, в силу которой верила больше, чем в силу молитвы.

***

Новорожденную назвали Иулианой, но родители и вся родня стали звать ее ласково Уленькой. Девочка была улыбчивой, спокойной, совсем не крикливой. Василиса, вскоре после родов вернувшаяся к домашним обязанностям, успевала переделать все дела, пока Уленька сладко спала в колыбели. Обережная кукла всегда лежала при ней. Василиса сначала рассмеялась, когда мать положила ее рядом с девочкой, но решила не спорить. Вреда от куклы нет, и ладно. Мать в последнее время вообще вела себя странно, заходила к ним редко, ссылаясь на плохое здоровье. А вот свекровь часто приходила водиться с маленькой внучкой.

Игнат в дочери души не чаял. Едва приходил с работы, тут же брал ее на руки, качал и пел ей песни. Девочка улыбалась отцу беззубым ртом, что приводило молодого отца в еще больший восторг.

– Не держи долго, не приучай к рукам, а то она потом кричать начнет, – строго говорила свекровь.

– Да не могу я ее не держать, маменька! Будь на то моя воля, я бы круглые сутки ее качал! – смеясь, отвечал Игнат.

Василиса улыбалась, глядя, как муж возится с малышкой. С каждым днем сердце ее все сильнее наполнялось теплом и любовью к мужу, будто раньше оно было заледеневшим, а теперь оттаяло. Она не хотела возвращаться к тому разговору, который начал Игнат в день, когда Уленька появилась на свет. Игнат больше ничего не говорил ей о другой женщине, и она решила, что он образумился.

И вот однажды, уложив дочь пораньше спать, Василиса достала из сундука ажурную шаль, накинула ее поверх сорочки, расплела косу, пощипала щеки для румянца и взглянула на себя в зеркало. Убедившись в том, что она, по-прежнему, свежа и красива, Василиса села к окну и стала поджидать мужа. Когда Игнат, наконец, пришел, весь заметенный снегом, который с самого утра накрывал деревню плотной пеленой, Василиса усадила его за стол, накормила горячим картофельным супом с клецками, а после ужина обняла его за шею и уселась к нему на колени.

– Ты чего это, Василиса? – удивленно спросил Игнат.

Она ничего не ответила и поцеловала его в губы. Сначала поцелуй был робкий и неумелый, но потом она почувствовала, как где-то в животе вспыхнуло, разгорелось пламя, и жар от него потек по венам, ударил в голову, точно хмель. Василиса осмелела, обхватила обеими руками шею мужа, провела пальцами по рыжим кудрям. Она закрыла глаза от удовольствия и чуть не упала от неожиданности, когда Игнат оттолкнул ее от себя.

– Не люблю я тебя, Василиса! – глухо произнес он, – есть у меня другая возлюбленная. Не хочу тебя больше обманывать. Прости…

Лицо Василисы потемнело, губы скривились. Было не понятно, то ли она собралась ругаться, то ли плакать. Но она не сделала ни того, ни другого, лишь тихо прошептала, отвернувшись:

– Так значит, и тебя отняла сестрица…

Игнат не расслышал ее слов, а она и не хотела, чтобы он слышал их.

Тем же вечером, дождавшись, когда муж уснет, Василиса оделась и со всех ног побежала к родительскому дому. Ей нужно было успеть, пока дочка не проснулась и не закричала, требуя внимания. При мысли о ребенке грудь Василисы налилась теплом – это пришло молоко, нижняя сорочка вмиг стала мокрой.

В родительском доме было темно, мать с отцом спали, и она разбудила их громким стуком в окно.

– Кого еще принесло на ночь глядя? – недовольно пробубнил Василий, выглядывая из-за занавески и пытаясь рассмотреть в темноте, кто стоит у окна.

Узнав Василису, он удивленно заморгал, потом наскоро оделся и вышел открыть дверь.

– Дочка? Чего ты так поздно явилась? Случилось что? – испуганно спросил он.

Василиса обняла отца и с улыбкой проговорила:

– Батя, ничего не случилось, ты иди ложись, у меня к маменьке срочное дело. Дай нам с ней поговорить с глазу на глаз!

Василий ушел в дом, растерянно оглядываясь на дочь, а спустя минуту в сени с таким же удивленным и испуганным видом вышла Иринушка.

– Василисушка? – спросила она, протягивая к дочери руки, чтобы обняться.

Но Василиса руки ее отвела в сторону и проговорила резким голосом:

– Отдай мне жабью кожу, мама.

Иринушка вмиг побледнела, вытаращила глаза и испуганно оглянулась на дверь – не подслушивает ли их разговор Василий. Хоть и говорят, что мужчины не любопытны, но это не так, и им, бывает, хочется выведать чужие тайны.

– Не дам! Нет у меня твоей кожи, – шепотом ответила Иринушка.

– Мама! Мне нужна она!

Взгляд Василисы стал до того темен и тяжел, что у Иринушки сдавило грудь.

– Говорю же, я ее в землю зарыла. Она сгнила давным-давно.

Василиса в сердцах стукнула кулаком по стене, в глазах ее сверкнули слезы.