Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

момент по улице мимо них прошла целая толпа крепких мужчин, они вели за веревку связанную ведьму. Вид у Матрены был просто неузнаваемый: платье было порвано и все испачкано в грязи, волосы торчали в разные стороны неопрятными космами, а лицо посерело. Кто-то из женщин подобрал с земли камень и бросил в нее. Ведьма пошатнулась от удара, но не вскрикнула, не подняла головы. Проходя мимо Василисы и Иринушки, она искоса взглянула на них мутным взглядом и улыбнулась жуткой улыбкой.

– И среди вас есть те, чьи грехи не меньше моих! Скоро и вам придется ответ держать.

Иринушка покачнулась от этих слов, и, если бы дочь ее не поддержала, точно бы рухнула на землю. Одной фразой ведьма буквально лишила ее сил.

– Пойдем скорее в дом, что-то плохо мне, – прохрипела женщина на ухо Василисе.

– Матери твоей уже ничего не поможет. А ты сама за мою куклу держись, может и выплывешь! – прокричала вдруг ведьма, глядя на Василису через плечо, а потом жутко, гортанно расхохоталась.

Было непонятно, о чем она говорит, женщины шептались между собой, пожимали плечами, обмениваясь многозначительными взглядами. Иринушка с Василисой стояли обе бледные и растерянные.

Василиса очнулась первой, взяла мать под руку и повела к дому. Вскипятив чайник, она напоила ее кипятком.

– Чего только не творится в семьях! Порой кажется, что у тебя все хуже всех, но потом как глянешь на других и понимаешь, что нет, с тобой еще не самое худшее приключилось! У других-то и похуже бывает! – воскликнула Василиса, присаживаясь рядом с матерью.

Иринушка обняла дочь, погладила ее по светлым волосам и тихонько спросила:

– Сильно тоскуешь по мужу?

Василиса пожала плечами, смахнула слезинку ответила обиженно:

– Раз ушел, то пусть не возвращается!

В голосе ее звучала обида. Иринушка прижала ее к себе еще крепче.

– Раз злишься на него, значит тоскуешь. Вот увидишь, он вернется. Одумается и вернется! – ласково сказала она.

Василиса хмыкнула и уткнулась мокрым от слез лицом в материн подол. Плечи ее задрожали, но Иринушка больше ничего не сказала, только гладила дочку по голове. Гладила и гладила, не переставая – как в детстве.

***

На следующее утро Игнат пришел домой…

Глава 12

До рассвета было еще далеко, когда в доме раздался громкий и настойчивый стук. Уленька заворочалась в колыбели, но не проснулась. Василиса же соскочила с постели и, на ходу протирая глаза, выглянула в окно. От увиденного лицо ее удивленно вытянулось, и она шумно вздохнула. Под окном стоял муж. Только муж ли? Василиса даже прищурила глаза, внимательно рассматривая силуэт мужчины. Вроде бы и Игнат, а вроде и не он вовсе! Одежда была его – серая рубаха, подпоясанная кушаком, широкие штаны, рыжие кудри, торчащие во все стороны из-под съехавшей на бок шапки. Вот только был он так худ, что, казалось, не человек стоит, а тоненькая жердочка. Лицо Игната, обросшее густой бородой, посерело, как у покойника, щеки впали, а под глазами залегли черные тени.

– Василиса! Открывай! – нетерпеливо крикнул мужчина.

Сомнения Василисы рассеялись – под окном стоял муж, который пропал без вести несколько недель назад. Она все глаза выплакала после его ухода, родители поседели от горя, думая, что с их единственным сыночком приключилась беда, и он, поди уже, лежит где-то холодный и мертвый. Они винили в случившемся Василису, свекровь в сердцах наговорила ей столько гадостей, что Василиса еле стерпела, чтобы не ответить грубостью. Человеку в страшном горе всегда хочется найти виновного.

Деревенские мужики много дней искали Игната по лесам, но нигде даже следов его не нашли. Василиса, хоть и догадалась сразу, куда отправился ее муженек, никому и слова об этом не сказала. О тайнах Зеленого озера непосвященным людям лучше не знать. Она могла бы отправиться за Игнатом сама, да без жабьей кожи ей там делать нечего – Нежить больше не пощадит, погубит.

Так и жили – родители Игната тужили и горевали, а Василиса пыталась управиться с мужскими обязанностями, которые легли грузом на ее хрупкие плечи. И вот теперь, открыв дверь Игнату, изменившемуся до неузнаваемости, она, несмотря на все, что между ними было прежде, прониклась к мужу такой сильной нежностью, что окончательно все для себя решила.

– Игнат… – начала она, глядя на мужа.

Но он не обратил на нее внимания. Взгляд его был устремлен на колыбель, где спала Уленька.

– Я ненадолго зашел, – хрипло проговорил он, – С дочерью повидаться. Прошу, дай мне ее увидеть.

Василиса подошла к колыбели, но не взяла Уленьку на руки. Взглянув на мужа, она тихо проговорила:

– Совсем скоро она проснется, уже реснички дрожат. А ты пока что присядь, обожди. Сейчас заварю чай – твой любимый, с брусничным цветом.

Игнат потоптался у двери в раздумьях, но потом прошел на кухню и сел. Василиса поставила перед ним дымящуюся чашку, принесла из кладовки блюдо со вчерашними пирогами. Игнат удивленно уставился на еду, как будто и забыл уже вовсе, что это такое. Но потом взял пирог и с жадностью откусил добрую половину.

– Пока перекусываешь, послушай-ка, что я тебе скажу.

Василиса села за стол напротив Игната, но на него больше не смотрела, уставилась куда-то в сторону, сцепив от волнения руки.

– Полюбовницу я твою хорошо знаю. Это сестрица моя, Неждана.

Игнат перестал жевать и замер с недоеденным пирогом в руке, уже третьим по счету.

– Рассказать тебе про нее? Слушай. Одному Богу известно, кем была мать Нежданы, и почему она так жестоко поступила – отнесла ее, едва родившуюся, к Зеленому озеру и бросила. Там ее нежить озерная подобрала да сгубила. Из живого ребенка Неждана превратилась в такую же нежить – существо, которое и ни живо, и ни мертво – получеловек, полужаба. Тело у нежити гнилое, как у покойника, а кровь – черная и холодная, как озерная вода. Больше всего на свете Неждана мечтает быть похожей на живую девушку, для этого ей нужна кровь. Она твою кровь выпьет, а высохшее тело твое в озеро сбросит – на корм нежити. Вот вся правда о моей сестрице.

Услышав это, Игнат непроизвольно коснулся запекшихся ран на своей шее. Какие-то из них были старые, покрытые темными высохшими корочками, другие были совсем свежими и кровоточащими.

Василиса посмотрела на мужа, и ей показалось, что губы Игната дрогнули.

– Даже если так, тебе то до меня какое дело? – спросил он.

– Люблю я тебя, дурак! – выпалила она.

Грудь Василисы судорожно вздымалась, щеки покрылись пунцовым