Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

румянцем. После такого откровения она, наконец, осмелилась взглянуть мужу в лицо, но ее пыл тут же иссяк. Игнат смотрел на нее холодно и отстраненно, в его глазах не было ни понимания, ни интереса, ни ответных чувств, в них сквозили лишь смятение и тревога – он то и дело обводил беглым взглядом кухню и поглядывал в сторону спальни – туда, где все еще спала Уленька.

– Игнат, – позвала Василиса, – Послушай меня! Не ходи к ней. Она не любит тебя. Она нежить! Если ты вернешься к ней, она погубит тебя. Она… Она уже почти погубила тебя!

Мужчина остановил на жене затуманенный взгляд, но тут же отвернулся, заметив слезы на лице Василисы. Когда-то он любил ее больше жизни, терял голову от одной улыбки, готов был горы ради нее свернуть. Вот только она была холодна. А теперь ее чувства ему не нужны.

– Меня твои слова не волнуют, Василиса. Ты так мне назло говоришь! Пусть и неживая она, зато любит меня. Все уже решено. Я больше не вернусь в деревню. Пришел с дочерью попрощаться. Хочу увидеть ее напоследок. Принеси мне Уленьку!

Просьба Игната прозвучала строго и требовательно. И в это самое мгновение девочка проснулась, захныкала недовольно, почувствовав под собой сырые пеленки.

– Принесу, – покорно ответила Василиса, – Обожди еще чуть-чуть, минуточку. Она голодная и мокрая. Я ее переодену и накормлю. Тогда и попрощаешься.

Василиса скрылась в спальне, задернув шторку, которая отделяла ее от кухни. Сменив пеленки, она приложила девочку к груди, и та начала жадно сосать материнское молоко. Василиса слышала, как Игнат нетерпеливо ходит по кухне. И чем дольше она слушала монотонный звук его шагов, тем сильнее нервничала. Гнетущее, неспокойное чувство овладело ей.

– Хоть бы маменька пришла или, на худой конец, свекровь! Все с ним, очарованным, не одной разбираться… А вдруг он задумал чего? Вдруг навредить хочет? – шептала она еле слышно, поглаживая гладкий лобик дочери.

– Выходи, Василиса! Нету сил больше ждать! – громко крикнул Игнат.

Девочка вздрогнула от громкого звука, скривилась, испугавшись, и разревелась.

Василиса поправила сорочку на груди и вышла к мужу, прижимая к себе плачущую Уленьку. Игнат протянул к дочери руки, и Василиса замешкалась. Материнское сердце предчувствовало беду, поэтому она никак не решалась передать ему девочку. Но Игнат, не обращая внимания на мертвенную бледность жены и отчаянный плач дочери, подошел и вырвал ее из материнских рук. На миг взгляд его прояснился, потеплел. Он смотрел на Уленьку с тоской и любовью, но потом от окна донеслось громкое кваканье, и глаза Игната вновь заволокло мутной пеленой. И тут Василиса все окончательно поняла, догадалась, что он пришел за дочерью. Это внезапное осознание обожгло ее, будто к коже приложили раскаленное железо. Она вздрогнула, метнулась к двери, преградив мужу путь, протянула руки вперед.

– Попрощался? Теперь отдай ее мне.

Но Игнат стоял неподвижно, вперившись в нее диким, не своим взглядом.

– Отойди, – глухо прорычал он.

Руки у Василисы затряслись, колени ослабли, но она изо всех сил пыталась удержаться на ногах. Как же она сразу не распознала, что он пришел сюда с дурными намерениями?

– Игнат, отдай мне мою дочку, – снова попросила она тихо, почти шепотом.

– Уленька больше не твоя. Теперь она наша с Василисой, – сказал Игнат.

– Ты хотел сказать с Нежданой? Называй нежить ее собственным именем! – Василиса задохнулась от возмущения, – Никогда мертвая, холодная Неждана не сможет стать ей матерью. И тебе она не женой станет, а погибелью!

Говоря это, Василиса медленно продвигалась к Игнату, а потом схватила его за рукав, пытаясь дотянуться до Уленьки, но мужчина оттолкнул ее с такой силой, что она упала. Встав на колени, она вцепилась в ноги Игната, не давая ему уйти. Но он пнул ее в грудь, и Василиса задохнулась от боли, согнулась пополам и повалилась на пол. Таким же резким пинком Игнат распахнул дверь и выбежал на улицу. Крепко прижимая к себе кулек с запеленанной дочерью, он побежал к лесу – туда, где между шелестящих листвой осин и берез его уже поджидала Василиса.

– Помогите… Мама… – прохрипела Василиса.

Но кто ее мог услышать?

***

Матери чувствительны, точно провидицы, когда дело касается их детей. В тот момент, когда в окно Василисе постучал Игнат, Иринушка, выпив на завтрак стакан кислого молока, внезапно ощутила такое сильное беспокойство, что у нее резко скрутило живот, пришлось бегом бежать в туалет, расположенный в самом углу двора. Вернувшись в дом, она поняла, что что-то не так – на душе было тяжело и неспокойно.

«Не случилось ли чего с внучкой?» – подумала она.

Наскоро одевшись, Иринушка крикнула мужу:

– Пойду проведаю Василису с Уленькой! Что-то на сердце неспокойно, кабы не стряслось чего.

– Совсем ты, Иринушка, дурная стала! Вот куда ты собралась идти ни свет ни заря? Петухи еще не пели! Угомонись! Спят они еще! – заругался на нее Василий.

От негодования он стукнул кулаком по столу. Иринушка в сомнениях потопталась у двери, потом скинула теплый платок и вернулась к плите, где томилась в горшке пшеничная каша. Бросив в нее большой кусок масла, Иринушка подцепила горшок ухватом и ловко поставила его на стол прямо перед мужем. Потом она отрезала несколько длинных ломтей от ржаного каравая и положила их рядом с деревянной ложкой.

– Садись завтракать, Васенька, не ругайся с утра, – ласково позвала она.

Муж сел и стал с аппетитом есть дымящуюся кашу вприкуску с хлебом. Иринушка присела напротив и смотрела на него. Но тревога ее не проходила, наоборот, все только росла и росла. Едва дождавшись, когда Василий уйдет кормить скотину, она бросила все начатые дела и побежала к дочери.

Дверь в доме Василисы была распахнута настежь, и все внутри у Иринушки оборвалось от дурного предчувствия. Болезненный комок подступил к горлу. Она судорожно вздохнула и забежала в дом. Увидев дочь, лежащую на полу без чувств в одной ночной сорочке, она заголосила, упала перед ней на колени и заплакала.

– Василиса, доченька моя милая! Жива ли ты?

Василиса приоткрыла глаза и замычала, шевеля губами. Она хотела что-то сказать, но выходило до того невнятно, что Иринушка не разобрала ни единого словечка и только прошептала в ответ:

– Ох, милая моя, слава Богу, живая! Да что стряслось? Что с тобою приключилось?

Потом Иринушка перевела взгляд на Уленькину колыбель, и лицо ее наполнилось ужасом. Колыбелька была пуста, а самой внучки нигде не было.

– Василиса! Где ребенок? Где наша Уленька? – с надрывом закричала женщина, схватив дочь за плечи.

– Игнат, – наконец,