Жабья царевна - Екатерина Валерьевна Шитова

почти материнскую улыбку Нежданы и спокойствие на лице его маленькой дочери, которую он до смерти перепугал, несясь, как угорелый, по лесу. Девочка, и вправду, успокоилась, затихла, глядя на Неждану. Взгляд ее помутнел, веки опустились, и она уснула в руках той, что была похожа на мать, но отчего-то пахла не молоком, а озерной тиной.

Неждана положила дитя в гнездо из сухой травы, которое мастерила все утро специально для нее. А потом повернулась к Игнату. Вновь на мгновение его обожгло видом мертвой плоти – безобразные проплешины на голове, лоскуты гнилой кожи, висящие на лице. Теперь он знал, что его возлюбленная – нежить, поэтому ему придется привыкать к ее истинному виду. Сможет ли он?

Неждана сделала шаг по направлению к Игнату, и тот резко отшатнулся. Это вышло непроизвольно, и он тут же устыдился своей слабости.

– Небось, успела наговорить тебе обо мне Василиса всякого? – скривив губы в неприятной усмешке, спросила она.

Игнат растерянно пожал плечами, не зная, что ответить. Собравшись с духом, он произнес:

– Я тебя люблю не меньше, чем раньше. Кровь моя все так же кипит, когда я вижу тебя. Я не перестану тебя любить, какой бы ты ни была на самом деле.

Неждана улыбнулась, взмахнула черными волосами, повела плечами.

– Так поделись же со мною, если так любишь! – игриво сказала она.

– Чем поделиться? – спросил Игнат.

– Кровью своей горячей да бурлящей, – страстно выдохнула она, – Поделись!

Подойдя к Игнату, она расстегнула его рубаху, положила ладони ему на грудь и поцеловала в губы. Поцелуй получился нежный и трепетный. Губы Нежданы скользнули ниже, замерли на шее Игната – там, где под кожей билась тонкая жилка.

– Бери, что хочешь. Ничего для тебя не пожалею! – хрипло выговорил он, чувствуя, как голова снова кружится от страсти.

Она сводила его с ума, покоряла красотой. Нежить… Жабья царевна… Он готов был все делать так, как она прикажет, готов был отдать ей все – свое дитя, свою кровь и свою жизнь, если понадобится. Сердце выпрыгивало из груди от восторга, едва она прикасалась к нему. Вот какой сильной была любовь Игната. Только если любовь заставляет одного человека служить и подчиняться другому, то любовь ли это?

Об этом Игнат не думал. Ему нравился дурман, во власти которого он находился. Более того – он уже не мог жить без этого ощущения, нуждался в нем. Он был рад подчиняться Жабьей царевне, и был готов служить ей вечно. Поэтому, когда Неждана поманила его за собой, он, не мешкая ни секунды, пошел следом за возлюбленной…

***

Неждана привела его в пещеру, вход в которую был скрыт двумя огромными валунами. Трава возле них была примята.

“Неужели кто-то сдвигает их с места на место? Это сколько силищи надо иметь, чтобы двигать такую тяжесть?” – подумал он про себя.

А вслух спросил:

– Что это за место, Неждана?

Она взяла его за руку, улыбнулась, прекрасное лицо наполнилось гордостью.

– Это мой дом. В этой пещере я выросла. Здесь я пережидаю зимние морозы, сплю, прижавшись к шершавому боку тетушки. Мой дом, моя защита – все здесь. А теперь эта пещера станет домом и для тебя.

У Игната от ее слов все внутри замерло и похолодело. Но Неждана уже вновь потянула его за собой, и он подчинился, пошел за ней, несмотря на то, что ему не хотелось входить в это жуткое логово. Они по очереди протиснулись между большими, выше его роста, валунами и вошли внутрь, пригнув головы. Пещера была большая, просторная, внутри было темно и влажно. Слышалось, как где-то вдалеке, в сужающемся черном зеве, капает вода. Игнату вдруг почудилось, что камни у входа, сдвигаются, и назад он уже вряд ли протиснется. Но Неждана прильнула к его груди, погладила нежной ладонью его заросшее щетиной лицо, и ласково проговорила:

– Помнишь, ты сказал, что останешься здесь со мною навсегда?

Она заглянула Игнату в глаза, и вновь он содрогнулся от жуткого вида своей невесты – гнилая кожа, выпученные глаза, ввалившиеся щеки и длинный черный язык. Нет, наверное, он никогда не привыкнет к истинному лицу Жабьей царевны. Он с хриплым криком оттолкнул ее в сторону. Лицо Нежданы тут же изменилось – брови нахмурились, губы недовольно сжались. Поправив нарядный кокошник, съехавший с волос, она обиженно проговорила:

– Вся твоя любовь, похоже, – только слова!

Игнату стало стыдно, он подбежал к возлюбленной, схватил ее руку и прижал к груди.

– Я все помню, милая! Конечно, я останусь. Останусь там, где будешь ты. Потому что ты – это все, что у меня есть в жизни. Я от всего отказался, но от твоей любви не откажусь никогда. Я останусь здесь с тобой навсегда.

Она глянула исподлобья, но потом вновь прильнула к нему, коснулась губами шеи. Игнат ощутил, будто его что-то кольнуло, а потом увидел на губах Нежданы кровь. Она целовала его снова и снова – все жарче, все яростнее, разрывая пальцами рубаху, царапая острыми когтями кожу, и вскоре весь рот и все лицо ее перепачкались в крови. У Игната кружилась голова, он не чувствовал боли, лишь задыхался от страсти, прижимая к себе жадную, ненасытную нежить. Но вскоре тело его ослабло, руки повисли вдоль туловища, ноги подкосились. Без единой кровинки в лице он упал на холодный земляной пол, и глаза его безжизненно закатались.

– Хочешь остаться здесь навсегда? Так оставайся же, ненаглядный женишок! – хохотнула Неждана.

Обтерев лицо краем нарядного, расшитого узорами платья, она развернулась и выскользнула из пещеры. И тут же валун, загораживающий вход, сдвинулся с места – огромные перепончатые лапы толкнули камень, и он покатился и сомкнулся с другим, таким же мощным, валуном. Пещера погрузилась в непроглядную тьму, выхода из нее больше не было. Внутри пещеры остался медленно умирать Игнат, а снаружи вход охраняла могучая тетушка Жабьей Царевны – озерная нежить.

***

Василиса бежала по лесу, путаясь в длинном подоле платья. В лесу стояла туманная прохлада, но ее тонкая блузка насквозь промокла от пота, волосы прилипли к разгоряченному лицу. Время от времени она падала от усталости на мягкий мох, лежала на нем, тяжело дыша, но потом вновь поднималась и бежала дальше, шепча пересохшими губами:

– Уленька, девочка моя, я спасу тебя! Я уже иду!

Ей то и дело с разных сторон лесной чащи мерещился плач дочери, сначала она останавливалась, вертела головой, прислушивалась, но плач тут же стихал.

– Нечисть лесная меня запутать хочет! – решила она.

Зажав уши, она побежала вперед, уже