Водяной - Константин Паули

Он говорил стандартные, правильные вещи. Историю, которую здесь, наверное, рассказывали каждому приезжему. Историю, в которую они и сами верили. Но я чувствовал, что это — лишь верхний слой, официальная версия катастрофы.

— Нет, дядя Толя, — сказал я, наливая ему ещё. — Это всё понятно. Так по всей стране было. Но я про другое. Должно было случиться что-то… в самом начале. Что-то очень плохое. Какая-то первая трещина, от которой всё постепенно посыпалось. То, что касается не неопределённого «везде». И именно здесь, в Колдухине. «Девяностые» — это же абстракция. А у любой беды есть имя, фамилия и конкретный день в календаре.

Дядя Толя замолчал. Он взял стакан, но пить не стал. Просто смотрел на янтарную жидкость, на искажающийся в ней мир. Он думал. Коньяк не просто развязал ему язык, он разбудил в нём что-то давно уснувшее. Глубинные слои памяти. На что, собственно и был сделан расчёт.

— Знаешь, Вадимка… странный ты, — произнёс он наконец, не глядя на меня. — Вопросы ты задаёшь странные. И смотришь так, будто знаешь больше, чем я. Но коньяк у тебя, да… вкусный. Правду ты говоришь. Действительно вот прямо один в один, как ты описываешь, было.

Он поднял на меня свои выцветшие, немолодые, но мудрые глаза.

— Была одна беда, которая как первая пробоина в «Варяге». В самом начале. Но это давно было. Очень давно. Мы тогда все… молодыми были. Совсем другими. И деревня наша была другой. Живой.

Коньяк сделал своё дело. Дядя Толя, ещё полчаса назад бывший просто местным выпивохой, превращался в летописца. В его затуманенных глазах отражались не доски свежевыкрашенного забора, а призраки прошлого. Я слушал его, и даже забывал красить, а капли падали на покошенную траву.

— Мы были молодыми… — повторил он, словно пробуя слово на вкус. — Все были молодыми. Глупыми, счастливыми. Перестройка эта, гласность… Мы же не понимали, что это такое. Для нас это были просто слова из телевизора. А на деле… на деле это означало, что в клубе появился видик. Понимаешь? Ви-де-о-маг-ни-то-фон! Это было как чудо, как пришествие инопланетян. Мы ходили кино смотреть. Боевики, ужастики… «Робокопа», кажется. А может быть, «Зубастиков». Не помню уже точно. Да и не важно это. Важно было чувство. Что мир стал больше. Что он пришёл к нам, сюда, в нашу дыру.

— Клуб — это тот, что в центре поселка стоит, заколоченный? — уточнил я, чтобы направить его воспоминания в нужное русло.

Он отмахнулся, чуть взмахнув стаканом, однако не проронил ни капли драгоценной жидкости, потом в несколько долгих глотков её выпил.

— Нет, не тот. Ты не перебивай. Лучше налей. Тот потом закрылся. Я про другой ДК. Наш, заводской. Он прямо у проходной кирпичного стоял. Считай, два было ДК, в посёлке и при заводе. Короче, там свой был клуб, для рабочих, но туда все ходили. И кино смотрели, и на танцы бегали. Как завод встал, так и клуб тот сразу помер. А наш, поселковый, ещё какое-то время подёргался и тоже сдох. Так вот…

Он замолчал, проглотил очередную порцию коньяка и посмотрел куда-то сквозь меня, в прошлое.

Глава 12. Рассказ дяди Толи

— Была у нас Танька. Танька Скворцова. Красивая была… нет, не то слово. Не просто красивая. Она… светлая была. Солнечная. Улыбнётся — и самый хмурый день светлее становится. И нравилась она всем. Вообще всем. Не было пацана в Колдухине, который бы по ней тайно не сох. Или явно. А особенно — Витька Котляров.

При этом имени я напрягся, потому что слышал его уже несколько раз, но вида не подал. Продолжал красить забор, слушая, как история из прошлого начинает прорастать в настоящее.

Дядя Толя сделал небольшой глоток и на какое-то время умолк, погружаясь в воспоминания.

— Но это, Вадимка, не та история про безответную любовь и страдания, что крутят по ящику, нет. Тут всё по-честному было. Она ему отвечала. И они вроде как встречались. Предложения не было, но все знали, что дело к свадьбе идёт. Красивая пара была. Он — высокий, сильный, после армии вернулся, серьёзный стал. Она — вся как будто из света соткана. Казалось, что у них-то точно всё будет хорошо. Что они — это и есть наше будущее. Светлое, как в кино показывали.

Я помалкивал. Я ощущал почти физически, на интуитивном, нечеловеческом уровне, что дядя Толя подошёл к чему-то очень важному. К тому самому первому камню, который вызвал лавину.

Коньяк и совместная работа — древний, проверенный способ развязать язык и вскрыть душу.

— Так вот, — продолжал дядя Толя, и его голос погрустнел. — В один из вечеров пошли мы все опять кино смотреть. Кажись, «Назад в будущее» крутили, какую-то из частей. Не помню точно. Но главное, что народу набилось тьма. Были и чужие ребята, из соседних сёл подъехали. Так часто бывало, это нормально. Но в этот раз… в этот раз было не как всегда. Тревога прямо в воздухе висела. Было в зале и трое залётных. Наглые такие, уже тогда под бандитов косили. В кожаных куртках, нахальные, смотрели на всех сверху вниз. Типа, хозяева жизни приехали к колхозникам. И уже после сеанса, на выходе, они с Витькой сцепились. То ли толкнул кто-то кого-то, то ли слово не так сказали. А потом один из них что-то про Таньку ляпнул. Гадость какую-то. Ну и всё… слово за слово…

— И? — тихо спросил я.

— А что «и»? — вздохнул дядя Толя. — Ты наливай. Короче, размотал их Витька. В одну калитку. Он же в погранвойсках служил, на настоящей заставе. Парень был серьёзный, удар резкий и тяжёлый. Двоих он сразу уложил. Мы, конечно, кинулись их разнимать, оттащили Витьку. Шум, гам, девки визжат… Пока там морды били, пока разбирались, кто прав, кто виноват, мы и не заметили, как Танька… куда-то исчезла.

— А ведь чужаков было трое? — напомнил я ему.

Он вздрогнул, словно я ткнул его иголкой в больное место.

— Да. Верно. Трое. Двоих он положил. Они потом оклемались и свалили по-тихому. Это, кстати, большая наша ошибка. А третий… третий пропал. Вместе с Танькой. Мы сначала думали, мало ли, ну испугалась, домой убежала. А чужак тот сбежал. Витька сразу сорвался, к ней домой побежал. А её там нет. Искали мы её потом. Всю ночь искали. С фонарями, всем