Водяной - Константин Паули

обуви. Я мог бы, конечно, и просто пройти по воде. Это было бы проще и быстрее. Но если бы кто-то случайно увидел такой фокус, слухи поползли бы по деревне со скоростью лесного пожара.

И закончилось бы всё, скорее всего, вилами и факелами у моего дома. Люди боятся того, чего не понимают. Уж человека, ходящего по воде, они поймут однозначно: либо святой, либо чёрт. А поскольку на святого я никак не тянул, вывод был бы очевиден. Нет, камни — это куда лучше. Необъяснимо, странно, но все же можно списать на чудо природы или работу чьей-то строительной техники. Скажем: «Намыло за ночь».

Я оказался на другом берегу. На земле кирпичного завода. На не посещаемой, потому что недосягаемой для поселковых жителей территории.

Любая река — это граница. Не просто географическая линия на карте. Это сакральный рубеж.

Рубикон, Стикс, Смородина.

Пересекая реку, ты всегда попадаешь в «другое» место. В иной мир, где могут действовать несколько иные законы. Древние это понимали прекрасно. Они строили мосты не просто так. Мост — это ещё и договор. Это безопасный, санкционированный переход. А я… я перешёл границу не по мосту. Я создал свой собственный. Я, можно сказать, вторгся.

Но поскольку я пришёл сюда как будущий хозяин этих мест, пусть и негласный, то чувствовал, что имею на это право.

Я же, чёрт возьми, Водяной!

Ведь я и был этой границей, этой рекой, этой водой. И я пришёл сюда, на этот осквернённый берег, не как гость или силы вторжения. Я скорее хозяин, который намерен навести порядок в своём запущенном доме.

Я сел на велосипед, и скрип его цепи показался оглушительным в этой мёртвой тишине. Да, тропы тут не было, но трава и сорняк росли неохотно, скудно.

Выбрался на дорогу. В этой части она была такой же разрушенной, как и по ту сторону моста, но трава почему-то росла жиже, ростки деревьев или кустарника не пытались взломать асфальт.

Агроном сказал бы, что дело в грунте, влажности или плотности почв, но как водяной я знал причину, земля тут в большей степени отравлена пролитой кровью, ведь убийство произошло именно тут.

Я стал неспешно пробираться по земле, которая когда-то была территорией кирпичного завода. Теперь это был скелет. Гигантский, обветшалый скелет ушедшей индустриальной эпохи, неспешно разлагающийся под серым сентябрьским небом.

Слева и справа от разбитой бетонной дороги появились корпуса непонятных по назначению цехов. Огромные коробки из серого кирпича и бетона, с выбитыми окнами, похожими на пустые глазницы черепа. Ветер гулял в этих руинах, и иногда казалось, что это не ветер, а вздох умирающего великана. Из проржавевших крыш росли молодые берёзки, природа медленно, но неумолимо забирала своё, переваривая останки человеческой гордыни. Ржавчина, похожая на засохшую кровь, покрывала все металлические конструкции: лестницы, фермы, которые не были украдены на металлолом.

Воздух пах сыростью, цементной пылью и гниением. Это было и просто заброшенное место, каких тысячи и, в то же время, проклятое место. Таких мест тоже тысячи. Место, где что-то умерло и не только завод.

Я проехал мимо первого, самого разрушенного корпуса, когда из-за угла выскочила женщина. Всклокоченная, в каком-то оранжевом бесформенном балахоне с нашитыми на нём металлическими блёстками, она замерла, увидев меня, и её глаза расширились от ужаса. Почти сразу же, то есть, не дав мне и слово сказать, она закричала. Тонко, пронзительно, отвратительно резко, как сирена, но не та, что призывала моряков к скалам, а та что будила солдат-срочников на марш-бросок по полигону:

— Чужак! Чужак здесь!

Её крик был как камень, брошенный в стоячую воду. Из дверей соседнего, более ухоженного корпуса, начали выбегать люди. Один, двое, пятеро, десять… Через полминуты меня уже окружала плотная толпа.

Я не предпринял попытки бежать, потому что я не вор, не нарушаю законы людей, а просто пересекаю территорию. Ну, может и не просто так, может быть я тут хотел осуществить некоторую разведку, потому что я исследовал большинство брошенных домов. Я не заходил туда, но даже проехав мимо, понимал, что там как минимум нет того пропавшего мужичка, которого искали ФСБшники, и нет ничего магического, что могло меня заинтересовать. Мне ещё предстояло под каким-то благовидным предлогом исследовать все местные поля и лесопосадки, но если подвернулся случай побродить по Кирпичному заводу, то я только «за».

А тут… Побродишь тут, когда тебя взяли в осаду.

Два десятка мужчин и женщин, все в таких же ярких и нелепых одеждах, все с одинаково озабоченными и в то же время голодными, озлобленными и по отношению ко мне откровенно враждебными лицами. Они не подходили близко, но держались плотно и кольцо сжималось.

— Кто ты такой?!

— Зачем ты пришёл?!

— Непосвящённый! Тебе нельзя здесь находиться!

Их голоса сливались в единый нестройный, обвиняющий хор. Я стоял, держа велосипед за руль, и молча их рассматривал. Обычные, в общем-то, люди. Усталые, измотанные лица, потухшие глаза. Но в этой толпе они превращались в нечто иное. В смертельно опасную стаю.

В какой-то момент толпа расступилась, образуя живой коридор.

— О, великий жрец Кронос! — пронесся благоговейный шепот. — Этот чужак пришёл без спроса! Его никто не звал!

По этому коридору ко мне шёл их лидер. Он был высок, худощав, с длинными седыми волосами, перехваченными на лбу кожаной тесемкой с металлическими (и скорее всего, ничего не значащими ни на каком языке) символами. У него было благородное лицо аскета: тонкие черты, глубоко посаженные глаза, ухоженная бородка. Он двигался плавно, степенно, как будто шёл не по грязному бетону, а по храмовому полу. В его глазах горел спокойный, но абсолютно безумный огонь власти и тайного знания.

— Отпустите и расступитесь! — сказал я громко и чётко, пытаясь перехватить инициативу. — Я почтальон. Доставляю почту. Мне нужно пройти мимо.

Кронос никак не отреагировал на мои слова, но остановился в нескольких шагах от меня. Он окинул меня взглядом, в котором не было ни враждебности, ни страха. Только безмерное, вселенское снисхождение, как будто он был богом, а я любопытным муравьём.

— Мы не пользуемся мирской почтой, непосвящённый, — произнес он мягким, бархатным голосом. — Мы развиваем прямую связь с Космосом. Наши депеши отправляются силой мысли и достигают самых дальних звёзд со скоростью, превышающую скорость света.

— Вам бы с физиками поговорить, может какой прорыв в изучении телепортации получится изучить. Но мне совершенно фиолетова ваша интимная связь с космосом, — отрезал я, теряя терпение. — Повторяю: я просто иду мимо, к Пескоскладу.

— Мы