ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо

– Чушь ты несешь. Если бы все было так, как ты говоришь, я бы в общаге не жил. Но мои родители не олигархи, чтобы квартиры мне покупать, вот и живу там, где живу.

– Так живи! – раздухарился Коля. – Живи и другим давай жить. Что ты из себя интеллигента строишь? Ой, эти мне спать мешают, этот мне про политику рассказывает, эти какие-то слишком плохие, те – слишком хорошие… Помнишь, как ты вчера посмеивался, что я коньяк по акции купил – два по цене одного? А сам за милую душу полбутылки вылакал и не поперхнулся. Вот ты так же и живешь – ноешь, какие все вокруг плохие, а сам то к Самохину стул бегаешь чинить, то к Мишане футбол смотреть.

– А ничего, что этот стул ты мне и сломал?

– Да, я сломал. Сколько тебе за него заплатить?

Коля рывком поднялся на ноги и, запустив руку в задний карман, вытащил оттуда несколько измятых купюр.

– Сколько?

– Колямба, успокойся, – спокойно произнес Мишаня, – сядь, не маячь.

– А что? Пусть скажет, я ему заплачу.

– Да успокойся! – рыкнул Мишаня и, дернув Николая за руку, усадил его на табурет.

– А то, что человеком нужно быть, – завершил свою обличительную речь Романов.

– А что же ты со мной все это время общался? – искренне удивился я: мне на самом деле была непонятна бурная реакция Коли на мой приход.

– Достал ты меня вчера своими вопросиками про Натаху. А что? А как?.. Оно тебе надо? – он вдруг прищурился и поджал губы. – Слушай… а может, ты к ней просто дышишь неровно?

– Коль, ты совсем уже с головой поссорился?

– Да кто тебя знает? Знаешь, что он мне рассказывал? – пихнул Романов в плечо Мишаню. – Деда, говорит, своего хоронил, который ему комнату оставил в наследство, и ему казалось, что он недостаточно сильно печалится на похоронах. Прикинь? Нормальному человеку такое и в голову не придет. Что от такого можно ожидать?

Это было уже слишком. Не для того я делился с Колей своими переживаниями, чтобы он тявкал о них при посторонних. Я вскочил с кровати и бросился на Романова, но Мишаня успел выставить культю и оттолкнуть меня в сторону. Вскочившего с места Николая он схватил здоровой рукой за пояс и рывком усадил обратно на табурет.

– Вы охренели? – прорычал он. – Так, валите-ка оба отсюда. Сначала ты, – он посмотрел на меня, – а ты, Коля, после него пойдешь. И не дай бог я услышу вас в коридоре, отхватите оба, обещаю.

Несмотря на свою однорукость, Мишаня был человеком немаленьким, поэтому я не стал дожидаться повторного приглашения и первым шагнул к двери. Уже лежа на кровати в своей комнате, я слышал, как закрылась дверь комнаты Мишани, а затем тихонько скрипнула петлями дверь комнаты Романовых. Коля побубнил за стеной и успокоился. Я же откинулся на подушку и закрыл глаза. Но спать не хотелось. Из-за этого идиота Романова в голову снова полезли мысли о покойном деде.

Он всегда был добр ко мне, о чем говорят хотя бы документы на комнату, в которых вписано мое имя. Он никогда меня не ругал, не ставил в угол и не наказывал за мои проделки. Так же по-доброму он относился и к моей бабушке, и к своей дочери – моей маме. Даже в старости он старался не стать обузой для нас и до самого последнего дня, несмотря на болезнь, пытался вставать с кровати, чтобы справить свои естественные надобности. Но, черт возьми, почему я не плакал на его похоронах? Почему его смерть не стала для меня потрясением? А ответ очевиден, и Романов, кажется, был прав. Все просто. На самом деле я – обычный самовлюбленный эгоист. Эта мысль разозлила меня еще больше. В конце концов, сейчас время такое – каждый думает о себе. Какое мне дело до всех этих Лужицких, Самохиных и прочих Романовых? Кто они для меня? Просто люди, живущие по соседству. Но дед же не был из их числа. Он был моим родственником, человеком, которого я знал всю свою жизнь. Но почему тогда на его похоронах я не чувствовал никаких эмоций?

– Вот же сука… – прошипел я и пожалел о том, что не успел дотянуться до Колиной морды кулаком.

Самое отвратительное в этих мыслях было то, что я, кажется, переживал не из-за того, что когда-то как-то не так отреагировал на смерть близкого человека, а из-за того, что мне пришлось самому себе признаться в том, что я эгоист. Что же, придется смириться и с этим.

Решив отвлечься от мрачных мыслей, я позвонил Але.

– Привет, – ее голос был уставшим.

– Совсем замучили родственники?

– Я только сейчас подумала о том, что один день, проведенный с ними, иногда может вымотать сильнее, чем месяц с коллективом на работе.

– Отлично, вступай в мой кружок родственных эгоистов, я только сегодня его открыл.

– Родственных эгоистов? Это кто?

– Люди, которые не ценят время, проведенное с родственниками.

– Нет, я очень ценю это время. Просто очень устаю от общения с большим количеством людей. Но это приятная усталость.

– Эх, придется мне одному ходить в свой кружок.

– Хочешь сделать что-нибудь хорошо, сделай это сам, – хмыкнула она. – А ты там чем занят?

– Лежу на кровати и занимаюсь болезненным самокопанием.

– Любишь рыбалку?

– Нет, а к чему ты спросила?

– У тебя там таких червей можно накопать… Жирных, скользких, толщиной в руку.

– Фу, Аля, – скривился я, представив этих обитателей моего внутреннего мира.

– Но иногда можно и клад отыскать. В общем, дело полезное, но не увлекайся – если слишком долго копать вглубь, то можно докопаться до Австралии, там тебя укусит паук, а ты без медицинского полиса в чужой стране. Будет неприятно.

Мы разговаривали с Алей минут сорок. Ее голос и чувство юмора действовали на меня успокаивающе – я совсем забыл и о своем самоедстве, и о сегодняшнем собрании, и даже о несостоявшейся драке с Колей.

– Классно, что ты у меня есть, – расчувствовавшись, признался я.

– Да, – хихикнула Аля, – хорошо, что я у тебя есть.

– Вообще-то, я надеялся на другой ответ.

– Ты хотел, чтобы я с тобой поспорила?

– Ты неисправима, Аля, – вздохнул я, – как такому человеку можно предложение делать?

Она не растерялась ни на секунду.

– Ого! Предложение? А какие условия? А соцпакет есть? А проезд за свой счет?

Аля засмеялась, но смех этот показался мне каким-то неестественным и натянутым. Кажется, я поторопился с закидыванием удочки, поэтому решил