Хозяйка сгоревшей усадьбы - Гульнара Черепашка

— О! Это так интересно, — протянула она.

Подруги хозяйки одобрительно закивали. А вот лицо господина Милна едва заметно перекосилось — не иначе, он счел ее реплику недостаточно восторженной. Или почуял фальшь.

Подумать только — целый ученый! Аж любопытно, что он делает в этой глуши. Не шпион ли, часом?

Надо бы разузнать, где именно живет — да передать сведения Агнес. Она найдет способ донести их до почтенного Гото. А тот разберется.

Да мало того, что ученый: и часовщик, и аптекарь! Вот уж любопытный список. Вид примечательный: желчное худое костлявое лицо без намека на румянец. Темные глаза остро глядели из-под широких нависающих бровей. Выдающийся нос, острые скулы и широкий покатый лоб. Темные волосы собраны в жидкий хвост.

— Господин Милн живет в нашем районе уже добрый десяток лет, — продолжала хозяйка, пока Фиона разглядывала его. — Даже больше! И за всё это время зарекомендовал себя с самой лучшей стороны! Умнейший человек, прекрасный аптекарь. Да-да, господин Эдгар, я ведь только вашими стараниями до сих пор могу ровно сидеть! Вы знаете, милая, — она коснулась ладони Фионы, — ведь господин Милн поставил меня на ноги своими снадобьями, когда у меня начала болеть спина! Лекари отступились — а он буквально вернул меня к жизни. И не спорьте, господин Эдгар! Вы — настоящий волшебник!

— О, я всего лишь скромный аптекарь, — отозвался тот кротко.

Эге! А этот тоже здесь находится без особенной охоты. Но почему-то терпит общество восторженных дам. И подыгрывает им. В точности так же, как и она сама.

Тоже не хочет привлекать внимания? И потому старательно играет роль добропорядочного соседа. Играет роль уже добрый десяток лет…

Да, определенно имеет смысл натравить на достопочтенного Милна сыскное управление! Не слишком это вежливо. Но что поделать? Не хватало прохлопать нейтанского шпиона у себя под носом! Одного из тех, благодаря кому она потеряла одну из своих личин — Рэя Вудвилла. А ведь парень был так удобен! Найди себе теперь другого поверенного. Тем более, что достопочтенный Фок исчез с концами, не знаешь теперь, у кого бы и документы фальшивые заказать.

— Милая моя, вы не слышите? — донесся до нее голосок хозяйки.

— Ох, простите! — Фиона встряхнулась. — Я задумалась. Целый день сегодня с грядками провозилась, так что теперь витаю в облаках, — она улыбнулась.

— С грядками? — переспросил неожиданно Милн. Голос прозвучал резко. — Не похожи вы на особу, которая возится с грядками. Ручки больно белые и чистые.

Фиона опустила взгляд на свои руки. И правда!

Даже удивительно. Она ведь за последние месяцы руки свои особенно и не берегла. И лезла ими порой в то, что прежде доверяла лишь слугам. И могла не вспомнить иной раз смазать их кремом. Святой Иероним, да крем-то для нее совсем недавно купила Кэнди! Сама она начисто забыла обо всех этих женских штучках, надоевших по прежней жизни.

— Ну-ну, — фыркнула Фиона — решила не сдерживаться. И уж тем более — не оправдываться. — И кто ж за меня с моими грядками возился, по-вашему? Не горничная ведь: бедная девушка в положении!

— Вот, кстати, об этом, милая, — откашлявшись, заговорила хозяйка. — У моей кухарки есть родственница, замечательная девушка. Очень чистая и честная. А такая горничная, как у вас… кхм… может и на репутацию хозяйки своей бросить тень, — она выразительно приподняла брови.

Фиона закашлялась, отставила чашку. Эк! А дама всерьез решила, что может помыкать ею?

— Я вам так благодарна за заботу, — она опустила взгляд долу. — Но горничная у меня есть, второй мне не нужно. Да и не по карману мне эдакая роскошь… не предлагаете ведь вы мне выгнать хорошую девушку в такой момент? Ей нужна работа. И крыша над головой. А родные ее далеко отсюда, ей в ее положении не добраться к ним.

— Как⁈ — подала голос одна из гостий — кажется, Розария. — Бесчестная девица, как можно!

— Святой Иероним предписывает нам быть милосердными и добросердечными, — напомнила Фиона. — И не творить бессмысленного зла. Разве виноват малыш в том, что его мать единожды ошиблась?

А по сути — стала жертвой чужой бездумной жестокости. Вот только это старых кусачих гиен уже не касается.

Милн неожиданно расхохотался. И тоже сделался до невозможности похож на скалящуюся гиену. Тощий, сутулый, со злым взглядом и резким смехом.

— Ах, господин Милн! — хозяйка всплеснула руками и оглянулась на своих товарок — словно ища поддержки.

Вид у нее сделался донельзя обескураженный. Во взгляде проступила совершенно детская обида. А Фиона вдруг сообразила: деятельная старушка надумала устроить не то сватовство, не то смотрины. В прошлый раз — она не просто так болтала! Уже тогда имела умысел. Пригласила двоих подруг и предполагаемых жениха с невестой, чтоб поглядели друг на друга в приличествующей обстановке…

Она с трудом сдержала хохот. Надо будет Агнес рассказать — то-то смеху будет!

Однако, может, стоило бы высказать достопочтенной даме всё, что она думает о ее ухищрениях? Чтобы в корне пресечь дальнейшие попытки. В конце концов, общение с соседями оказалось более утомительно, чем полезно.

— Простите меня, леди Луин, — Милн опустил голову. — Кажется, я позволил себе излишнюю резкость. И вы, леди Кик, — обратился он к Фионе.

А этому пройдохе, видать, нужны зачем-то престарелые дамы! Настолько, что он готов подыгрывать им до последнего.

Нет, рановато с ними со всеми прощаться! Надо как следует выведать для начала, что за птица этот Милн. И что у него на уме.

— О, и вы меня простите, — она кротко улыбнулась. — Я не хотела никого обидеть.

Переигрывает! Ну, да Милн не лучше.

На миг на лице того проступил хищный оскал, и тут же сменился примирительной улыбкой. Вот только в глубине глаз Фионе почудился опасный огонек. Это было негласное объявление войны. Понял, что она раскусила его, и теперь… а чего от него теперь ждать-то? Будет настороже, или попытается избавиться от нее? Эх, не обманешь такого так просто. И как эти три престарелые курицы не видят, что за фрукт затесался в их компанию!

— Вы знаете, госпожа Кик, ведь милый господин Милн все десять лет живет совершенно один! — защебетала Аманда Дэвис. — Его дому так не хватает женской руки!

Фиона моргнула, недоуменно уставилась на нее.

— Ах, милая, ну