Хозяйка сгоревшей усадьбы - Гульнара Черепашка

поверил ли почтенный законник наглой беззастенчивой лести в тот раз. Но кивал он без особенного выражения удовольствия на лице. Видимо, все-таки не поверил. Просто решил, что полученного нравоучения дочери достаточно. Книгу впоследствии Фиона не нашла — не иначе, почтенный законник решил: добрая воля дочери — это хорошо, но нужно и свои меры принять. И исключить, так сказать, даже намек на искушение. Тогда и неподобающего чтения не будет.

Фионе было любопытно, но не настолько, чтобы рыскать в поисках книги. Тем более, что отец, если что-то делал — то на совесть. Уж если он спрятал книгу — то так, чтобы найти ее запросто было нельзя.

Понемногу история забылась. Да и Фиона была слишком юна и занята другими шалостями. И прочесть почти ничего не успела — а значит, почти ничего и не запомнила. А жаль!

А ведь там и заклинания были, и руны. Вот только руны тогда ее внимания вообще не привлекли. Она жадно вчитывалась в описания запрещенных практик. И чудовищ, что они порождали. Жутких последствий темного чародейства. Силилась понять, в чем разница между запрещенными практиками и обычной магией. Которая, по совести, тоже могла быть куда как разрушительна!

Ладно. Для начала стоит выписать новые знаки, выбрав их из длинных цепочек.

Увидеть бы их снова! За долгие дни видения в памяти потускнели. Теперь Фиона не была уверена, что записала всё верно.

Неожиданная мысль заставила отложить грифель и откинуться в задумчивости на спинку кресла. Идея, если задуматься, неплохая! И должна сработать — учитывая, как стремятся призраки былого выбраться из забвения. Цели их — дело десятое. С этим после разберется. Вот только… при мысли о том, чтобы улечься спать без защиты амулетов, отгоняющих духов, по спине полз противный холод.

Но ведь она не трусиха? Фиона криво усмехнулась сама себе.

* * *

— Кэнди! — окликнула Фиона служанку. — Тебе лучше нынче лечь на кухне.

— Но… почему? — растерялась девушка. — Конечно, я сделаю, как вы велите…

— Для твоей же безопасности. Я, — она запнулась, потом протянула девушке связку амулетов. — Я сняла со стен комнат эти артефакты. Они отпугивают духов и призраков — возьми их к себе. Развесь вокруг места, где будешь спать. По всей кухне! Чтобы ничто не тревожило тебя ночью.

— А как же вы? — Кэнди нахмурилась, поглядела на нее осуждающе. — Госпожа, вы снова хотите рисковать⁈

Укоризненный возглас заставил Фиону улыбнуться. Девчонка искренне волновалась за непутевую хозяйку.

— Позовите меня обязательно, если будет что-то ужасное, — попросила она. — Я приду с амулетом и со свечой.

— Непременно! А ты пообещай, что без зова не станешь отпугивать призраков. Ну, и если что-нибудь случится, — она задумалась. — Словом, не пори горячку. Просто отправь записку Агнес, — она задумалась. — Но я думаю, это не понадобится.

Кэнди только и оставалось, что кивнуть. Хоть новая блажь хозяйки ее и не обрадовала.

Фиона подавила вздох. Она и сама с внутренним трепетом снимала амулеты со стен, намереваясь улечься нынче без их защиты. Свечи тоже решила не зажигать и не оставлять. В конце концов, ну что могут поделать призраки? За ноги ее утащат с кровати, уволокут в подземелье? То-то будет картина!

В старости можно будет внукам об этом рассказывать. Если они у нее, конечно, появятся — эти внуки. Вот же мысли лезут в голову! От страха — наверняка.

— Я рядом с собой свечу поставлю, госпожа. И огниво положу, — поведала Кэнди. — Вы, если что, зовите меня громче — я сразу прибегу.

— Я позову, — заверила Фиона. — А ты — не сиди и не бди. Укладывайся и спи! Тебе отдыхать надо побольше. Беречь себя. А тревожиться — поменьше.

Девушка улыбнулась, кивнула. Какое-то время шуршала на кухне, устраивая себе ночлег там. Фиона решила не зажигать ни свечей, ни ночников. Подумав, приоткрыла только занавески на окне — чтобы видеть его. И улеглась.

Дом окутала тишина. В темноте слабо светлело окно.

Фиона свернулась клубком под одеялом и подсунула руки под подушку. Страха на удивление не было. Она вслушивалась в тишину, но слышала лишь свое ровное дыхание. Теней не было — потому что не было источника света, способного породить их.

Может, стоило зажечь свечу? Нет, лень, — решила она. Прикрыла глаза, погружаясь в обволакивающее чувство умиротворения.

Уже на границе сна и яви услышала еле слышный шорох.

Приоткрыла глаза, но ничего не увидела. Во мраке не было теней — так что и видеть было нечего. Правда, почудилось, что ночная мгла чуть подрагивает. Но это могла быть и обычная впечатлительность.

— Ты мне расскажи, чего ты добиваешься, — шепнула Фиона в подушку. — Так, чтобы я поняла. Тогда, может, и помочь смогу…

И, не дожидаясь ответа, провалилась в сон. Только удивилась мимолетно сама себе — ни страха, ни удивления. Немного ей понадобилось, чтобы привыкнуть к жизни с чем-то потусторонним под одной крышей! А может, она просто уверена была — куда бы ни увел сон, ее снова вернут домой, в привычный мир. Как и в прошлый раз, когда по неосторожности соскользнула в расщелину в подвале. Возможно, туда она тоже соскользнула не телом, а лишь разумом.

«Редкостное бесстрашие!» — звонкий безмятежный смех рассыпался острыми осколками стекла.

Фиона не удивилась, услышав его. Он казался удивительно знакомым. Кажется, голос над нею насмехался. Самым обидным образом. Когда бы ей было наплевать?

Возможно, насмешка разозлила бы ее. Если бы не откровенная угроза, чудившаяся за этой насмешкой. Неосязаемый голос ощущал свое превосходство. Кем бы его обладатель ни был — он знал, что ей нечего ему противопоставить. Ее единственной защитой были амулеты из магазина подруги. И она по своей воле от этой защиты отказалась.

«Горе безумцам, что выходят темной ночью в бушующее море, — грянул в ушах нестройный хор голосов. — Горе безумцам, что идут навстречу буре без цели».

Старая-старая песня. А голоса звучат так отчетливо, словно она очутилась прямо посреди компании подвыпивших моряков. Горе безумцам…

Глава 22

— А что, собственно, вы ищете, леди? — скриптор — крепкий, сравнительно молодой еще мужчина — подозрительно сощурился. — Вы каждый день берете книги о языках восточных государств. Всё далее и далее на восток. Нынче вам вовсе понадобились записи ни много ни мало — самой Холеры!

— Я не леди, —