100 легенд Токийского кафе призраков - Джулиан Седжвик

Собеседница протянула мне карту.

– Омиягэ[58], – пояснила японка. – Оставь себе на память. Может, и другие соберешь.

Затем она улыбнулась, кивнула моим родителям и неторопливо зашагала прочь.

– Что там такое? – поинтересовался брат, пытаясь разглядеть карту, которую я сунул себе в карман.

– Наверное, из сувенирной лавки, – предположил я.

– Не видел там таких.

Отец тоже подошел посмотреть.

– Похоже, японская, – заключил он. – И старая. Повезло тебе. Пойдемте сфотографируемся перед отъездом.

Во время долгой обратной дороги я то и дело украдкой посматривал на красное лицо на карте, встревоженный тем, насколько оно было похоже на то, что я увидел на холме. Очевидно, японка знала, с чем я столкнулся, и поэтому подсунула его мне. Но значило ли это, что все произошло на самом деле? Или у меня просто от тревоги разыгралось воображение? Еще одна загадка, требующая пошевелить мозгами.

А затем мне пришлось задержать дыхание и с головой нырнуть во все ужасы учебы в средних классах – настолько всепоглощающие, что встреча на холме сама собой отошла на второй план.

Понятия не имею, что в итоге случилось с картой. Может, я, напуганный и заинтригованный грозным красным лицом, сунул ее в книгу, которую читал тогда, а потом подарок затерялся во время переезда или уборки.

На следующий год мы снова приехали отдыхать туда же, но японки там не оказалось. Краснолицего старика я тоже больше никогда не встречал, и вскоре воспоминания о том странном предзакатном происшествии около Чертова моста осели на дне памяти.

* * *

Но долгие годы я и правда ощущал себя так, словно часть меня навсегда осталась там, на холме.

Меня не покидало чувство, что в моем теле теперь обитает лишь часть меня. И так и прошел через школу, университет, смерть отца, а потом, беспокойный и околдованный, ступил во взрослый мир. Будто часть меня, с глазами, полными неба, облаков и далеких морей, так и ждала на вершине.

И только когда я вернулся из исследовательской поездки к Осорэяме и мы с Тиэ обсуждали книгу в «Зуме», она рассказала мне о японских ютуберах, которые взволнованно делились историями из детства: один из них увидел далеко на холме краснолицего тэнгу и услышал его смех. Бабушка мальчика тогда настаивала, что нельзя никому говорить о случившемся, иначе ёкай вернется и заберет его.

Тиэ скинула мне ссылку. Я открыл видео, и ослепительно-красной вспышкой в моем разуме ожили воспоминания обо всем, что случилось на уэльском холме сорок с лишним лет назад: об угасающем свете раннего осеннего вечера, о восторге и ужасе, о красном лице создания, с которым я столкнулся, о смехе и о серьезном выражении лица молодой японки, прошептавшей:

– Молчи! Не произноси вслух!

Говорят же, что тэнгу могут долететь до Луны. Так что уж до Центрального Уэльса они должны добираться без проблем.

Ничего не понимаю…

Как-то я спросил маму, помнит ли она японку, которая показала мне карточный фокус.

Мама кивнула:

– Очень дружелюбная.

– А ты не помнишь ее имя?

Мама покачала головой:

– Вроде бы начиналось с «Н». Ты же знаешь, я не сильна в языках.

– Может, Нодзоми?

– Да, звучит похоже. Я посмотрю в прошлых дневниках. Да и на чердаке есть фото из отпуска.

Позже я открывал старые бумажные пакеты с фотографиями, где на популярной в 1970-е выцветшей пленке «Фудзифильм» навсегда отпечатались лагерь и домики, темные глубокие ущелья, мы с братом, молодые и белобрысые, и мой папа, еще энергичный и полный жизни.

И на одном изображении нашлось то, что я и искал: мама, я и брат выстроились, приобнявшись, вдоль старого «ситроена»-универсала, к крыше которого уже прикрепили велосипеды. Все мы чуть щурились на яркий утренний свет, а сбоку от нас можно было увидеть, как стоит спиной к камере японка с именем, похожим на Нодзоми.

А над всем этим раскинулись холмы, окрашенные в сотни оттенков ржавого и зеленого, и бесконечное небо.

Я посмотрел на нас, молодых. Уже не было ни того, кто делал снимок, ни моего брата, ни отца. Мы с мамой постарели, и все изменилось самым непредсказуемым образом. Глубоко вдохнув, я подумал о любви.

А когда выдохнул, мой взгляд скользнул по размытым очертаниям холма и мне вспомнилось, каково это – находиться там. Ожил каждый запах, каждый цвет, каждый вздох ветра, каждый страх и каждая надежда. Как будто они все еще были со мной.

Часть меня, понял я, и правда долго, очень долго стояла там, глядя на сверкающую гладь океана.

Можно сказать, унесенная духами.

16

Телефон ветра

Кей-тян выходит из такси на углу однополосной дороги у склона и оглядывается на океан. Сейчас октябрь 2021 года, по Японии снова разрешили путешествовать, поэтому она отправилась из Токио на север, чтобы кое-что сделать. Сначала, спустя два долгих года, Кей-тян съездила в Мориоку повидаться с мамой и Сакурой, потом села на поезд на восток, а оттуда – в такси и устремилась сюда, в окрестности Камаиси. Тут родилась и работала бабушка. Все приключившиеся с ней странности произошли здесь.

И здесь же, оказывается, и стоит телефонная будка!

Такие совпадения слишком хороши, чтобы их игнорировать.

– Подождете меня? – спрашивает она у таксиста средних лет, в медицинской маске.

Тот кивает:

– Не спешите. Я часто привожу сюда людей.

– И что, в сад можно просто зайти?

– Этого хозяин и хочет. Он поставил телефон, чтобы говорить с двоюродным братом после того, как тот умер. А после цунами люди стали приходить сюда пообщаться с близкими. Хозяин с женой не против посетителей. Идите вперед, и сразу все увидите.

– Спасибо.

Морской бриз играет осветленными волосами Кей-тян. Та на секунду замирает.

– Не бойтесь. Я сам им пользовался. Говорил с братом несколько раз. В день, когда он умер.

Мужчина кивает и на мгновение смотрит на океан внизу. Там маленькая лодка качается на частых волнах.

– Мне очень жаль.

– Ничего не поделать. Сёганай нэ[59], – спокойно произносит таксист. Но Кей-тян замечает, что руки его крепче сжимают руль. В последнее время она стала внимательнее к таким деталям. Мужчина снова смотрит на нее. – Скажите, вы