Писец войска - Олег Мамин

И вот случилось то, чего я опасался: змей загнал меня в угол, ударяя своим телом, которое теперь мне уже кажется бесконечным и заполняющим всё помещение. Как змейка из компьютерной игры первого поколения…

Точно!

Не знаю как у неё с интеллектом, но я очень красочно и с надеждой представил, как змей кусает сам себя и испаряется. Именно так заканчивалась игра, которую я вспомнил, глядя на его бесконечное тело, которое уже начало давить прочих змей и скорпионов. А тот самый «дым» впитывается в него и способствует росту.

Однако, чем длиннее тело, тем больше шансов, что этот агрессивный оуроборос схватит сам себя. Кстати, на древних египетских изображениях этот символ появился задолго до того, как Греция в принципе породила какую-то цивилизацию, способную к философствованию.

Жаль, что у меня остался только один способ повлиять на манёвры этого существа — служить приманкой.

Удары жезлом перестали действовать по мере того, как эта тварь приобрела пропорции монструозного запутанного садового шланга.

Пробовал даже прибегнуть к отчаянному шагу, способному разрушить всю магию этого места вообще. Я перекрестился сам, перекрестил чудовище и кричал: «Изыди!», — но, видимо, это не тот Змий, на которого такое может подействовать. Или во мне мало веры и желания того, чтобы изгнание зла подействовало. В подсознании сидит мысль, что вдруг вместе со змеем, и Книга Тота, мой билет из этого треклятого мира, тоже не исчезнет. А без веры, как известно, молитвы ии заклинания — это просто слова.

Зато удары крест-накрест неплохо работают. Самое любопытное, что те, которые делаются в православном направлении — сильнее. Возможно, потому что они мне роднее. Не знаю, как интерпретировать. Потом подумаю, не до того мне.

К сожалению, змей не настолько тупой, чтобы самого себя цапнуть, мне не удалось его натравить на самого себя, но и я достаточно ловок, чтобы вырваться из угла, в который он меня загнал.

Да вот только он заполнил уже весь, я об него запнулся и упал.

Именно это событие привело к развязке: теперь, уже не стоящего в полный рост, твари было труднее атаковать. Я катался как колбаска на жаровне, а змеюка стягивала кольца, уменьшая пространство для манёвра. И не переставала атаковать.

Но я же шуит, тень. Для меня физические законы не очень-то применимы.

Потому в один момент подпрыгнул всем телом, будто слишком сильно отжался от пола, и одновременно, превозмогая себя, засунул один из витков тела в разинутую пасть, которая едва не вонзила в меня светящиеся клыки.

Тварь не кричала, не визжала, а издала такой звук, как сода, погашенная перед тем, как добавить её в выпечку. Только с поправкой на то, что она занимала почти весь пол немаленькой погребальной камеры, в которую даже поместилась небольшая, но вполне настоящая ладья.

Дым, на который распался змей, теперь достался мне. Но я не стал больше как этот Апоп на минималках. И хвост не отрос. Толком я даже ничего особенного не почувствовал, никакой эйфории помимо радости от победы.

Просто знал, что я теперь… более плотный. Я-шуит уже не такой нежный. Мне не так-то просто навредить в этом состоянии. Если тень ляжет на что-то нечистое, то не будет большого влияния на неё. Если стану царём, обойдусь без хранителя царской тени.

А ещё, именно эта энергия позволит мне по-настоящему соприкоснуться с Книгой Тота, погрузить руку внутрь серебряной страницы.

— Хорошо, хорошо! — уже знакомый смех раздался рядом. Я-то надеялся, что это Пен-абу превратился в змея, и я больше не услышу его безумных речей.

Не стал реагировать на его слова, направился прямиком к Серебряной Табличке.

— Не думай, что твоё испытание закончилось! Оно только начинается! — комментировал усопший предок. — Чтение Книги Джехути — это уже само по себе испытание! Теперь ты можешь её коснуться и сойти с ума как я когда-то!

Голос, полный насмешки и торжества, будто не я победил, а меня, начал затухать и постепенно исчез. Возможно, это мне только показалось, ведь теперь всё моё внимание сосредоточилось на мистической страничке. Как и подсказывала интуиция и логика, мои пальцы-тени смогли без помощи Пен-абу коснуться металлической поверхности.

Она вовсе не холодная, наоборот, я отдёрнул руку, будто от ожога. Как пелось в старой песне, «чтение книг — опасная вещь»… Или как-то так.

Но дело вовсе не в температуре. Тени нет до неё дела. Зато есть дело до познания. Информация начала впитываться в сердце (не в голову, нет) слишком быстро. Собственно, наверное, аналогия с температурой всё-таки уместна: если коснуться чего-то умеренно делящимся теплом, пузика кошечки, например, то это приятно. А если поток тепла, в данном случае — знаний, слишком мощный, то такое пламя вредно и причиняет боль.

Так что вторую попытку я сделал осторожнее, аккуратно дозируя «жар».

Это довольно странное чувство, когда читаешь не глазами, а воспринимаешь напрямую, причём даже не головой. Мне кажется, я начал понимать, откуда у египтян возникло мнение, что знания хранятся в сердце. Именно там жар наиболее силён. Понятна связь сердцебиения с эмоциями, оно на них всегда чутко реагирует, но связи с памятью и знаниями я понять не мог. Ранее.

Теперь чувствую, как знание наполняет меня через область сердца.

Только не стоит приравнивать знания, о которых я говорю, к фактам.

Факты — это низший уровень знания. Опираясь на них люди выводят и формулируют законы, которые в свою очередь являются отражением принципов, которые лежат в основе устройства мироздания.

Принципы — это наивысшая ступень, то, что существует в мире богов. Люди только чувствуют их, подглядывая в щёлку в высший сокровенный срез мироздания. Поскольку факты нередко бывают ложно интерпретированными, оттого и формулировки законов всегда содержат изъяны.

То, что я впитываю не является чистыми принципами, но это их отголоски. Законы, порождённые фактами, а высоким, идеальным уровнем, не имеющим изъяна.

Кажется, я понимаю, какую ошибку сделал Пен-абу. Он был слишком жаден, попытался проглотить кусок, которым подавился. Я понимаю, что если сдвину руку чуть глубже в книгу, то смогу добраться до самих принципов. Вот тогда и меня ждёт безумие, как и того алчного человека.

Живым негоже подглядывать за жизнью богов.

— Что ты делаешь? — услышал я голос хранителя Книги. — Погрузи руку вовнутрь!

И этот подлец толкнул меня в спину, запустив исполнение собственного пророчества: чтение Книги Тота — это более трудное испытание, чем сражение со змеем.

От