Фонарщица - Кристал Джей Белл

Мы будем в порядке, мы трое. Со временем.

* * *

Следующим утром меня сопровождает Мэтью. Я надеялась на Генри, нужно будет найти его после смены. Теперь, когда Гидеон мертв, я боюсь, как бы нас не выгнал тот, кто завладеет нашим домом. Никто еще ничего не сказал, и я не уверена, с кем следует поговорить об этом. Надеюсь, Генри сможет дать мне необходимые рекомендации. По крайней мере, я могу рассчитывать на то, что он не отмахнется от меня, как другие.

С этими новыми заботами, не дающими мне покоя, я тушу фонари, и мы приветствуем других ранних пташек. Рыбаков, краболовов, лавочников, судовых рабочих. Туман застилает рощи, улицы, пристань и сползает к реке. Под подошвами ботинок хрустит иней; холод фонарных столбов обжигает меня сквозь перчатки.

К тому времени, как мы добираемся до конца пристани, я уже не чувствую ушей, а нос у меня красный. Ненавижу зиму. Вылезать из теплой постели на холодном рассвете – удовольствие ниже среднего. Зимы в Новой Англии – это испытание для тела и духа. Я надеваю папино пальто поверх своего, которое едва выдерживает натиск промозглого ветра. Я благодарна Пру за то, что она мастерски шьет и вяжет, защищая мои руки, шею и голову.

Удается ли Джози оставаться в тепле, когда Атлантика окатывает «Элизабет» ледяными брызгами?

Где-то неподалеку, вне поля зрения, возникает легкий переполох, привлекая мое внимание. По улице разносится трубный голос Генри. Я быстро гашу фонарь, заливаю ворвань и спешу на этот звук. Мэтью, похоже, заинтригован не меньше меня. Мы сворачиваем за угол и видим небольшую толпу прямо возле того места, где стояли мастерская и дом Гидеона. Посреди улицы остановилась запряженная повозка, слышны громкие голоса и беспокойный перестук копыт по булыжникам.

Любопытство побуждает меня придвинуться поближе к толпе, стараясь не показывать, что мне не терпится узнать причину всеобщего интереса. Мэтью не утруждает себя вежливостью и сразу направляется к группе. Нервное хихиканье, раздраженная жестикуляция и озадаченные лица собравшихся не позволяют Генри навести порядок. Из-за занавесок в соседних домах выглядывают ротозеи, наблюдая за происходящим. Они знают об этом не больше меня.

Наконец Генри обращает на себя внимание толпы, пронзительно свистнув в свисток. Эхо разносится по улице и над водой, заставляя всех зажать уши. Все в толпе вздрагивают, кроме одного человека.

В центре притихшей группы, неподвижный, точно носовая фигура, стоит мой кошмар наяву. Гидеон. Воздух в моих легких замерзает. Это призрак. Не иначе. Или сосед с похожей внешностью. Пожалуйста. Застыв как вкопанный, он смотрит на обугленный участок, на железную ограду – все, что осталось от его дома и мастерской. Генри что-то говорит ему, но слишком тихо, чтобы я могла расслышать. Голова пришельца поворачивается к констеблю, и я отчетливо его вижу. Сомнений быть не может.

Воздух пляшет, словно над костром. Моя душа взмывает прочь из тела, оставляя меня невесомой. Все вокруг Гидеона расплывается, а сам он кажется четким, словно я смотрю на него в лупу. Наши взгляды встречаются, и меня словно бьют в живот. Я отшатываюсь, стремянка с лязгом падает на дорогу, и я приземляюсь на пятую точку. Жгучая боль пронизывает мой позвоночник, руки и кончики пальцев. Но это ничто по сравнению со всепоглощающей злобой в его глазах. Он знает, что я сделала. Каким-то образом он знает.

Инстинкт самосохранения вопит в моей крови, подобно банши. Я отвожу взгляд от Гидеона и вскакиваю на ноги. Нет смысла осторожничать. Не обращая внимания на перешептывания в толпе, я бегу через Уорблер со всех ног, не в силах найти никаких объяснений.

Гидеон умер. Я видела его тело. Значит, тело было не его. Но где он был все это время? И чье тело это было? В моей голове крутятся разные версии, без ясного ответа, без конца и края, как детский обруч. Мимо мелькают виды Уорблера: лавки и дома, местные жители и приезжие, пребывающие в блаженном неведении о том зле, что живет среди них.

К тому времени, как я добираюсь до дома, горло у меня саднит от холода, и я никак не могу отдышаться. Рядом с нашим садом стоит скамейка, ее ножки увиты мертвыми лозами. Положив инструменты и стремянку, я валюсь на скамью и сижу в тишине. Голова идет кругом от смятения и отчаяния. Две птицы, застрявшие в комнате без окон. Я в ловушке.

Постепенно голубой утренний свет теплеет, переходя в нежно-персиковый, заливающий крыши. Кристаллики тают на оконных стеклах, стеблях в саду, каменных стенах. В воздухе стоит свежий влажный запах, нарушаемый лишь дымом, лениво поднимающимся из труб. Если я просто побуду здесь, посижу в этом покое, меня никто не тронет. Какое-то время я могу делать вид, что в мире все хорошо. Что нет никакой тьмы, гложущей его.

– Темперанс.

Видимость рушится. Рядом со мной садится Гидеон, прижимаясь бедром к моему. Я не могу говорить. Дышать. Отстраниться от его прикосновения. Ничего не могу. По моей щеке скатывается слеза, оставляя за собой холодный след. Затишье перед бурей, и я не знаю, переживу ли ее. Я разрушила его дом, отняла средства к существованию. Единственное, чего я у него не отняла, – это жизнь. И мне придется за все поплатиться.

Я это чувствую по его молчанию. Перед нами замерзшее озеро, и я должна идти по льду, чтобы спастись от Гидеона. Я моргаю, стараясь не расплакаться, и делаю первый шаг.

– Где ты был?

Он вытягивает ноги перед собой, скрестив лодыжки и положив руки на колени.

– В Нью-Бедфорде. Доставлял заказ.

Заказ? Его заказы – это всегда сирены. Из этого следует только одно. Я судорожно вздыхаю. Я не убила хотя бы Сюзанну. Она избежала смерти от огня. Однако облегчение длится недолго. Она уплыла на каком-то корабле, обреченная провести остаток жизни заточенной над волнами. А Мириам все же мертва.

– Кажется, я был на волосок от ужасной смерти в пожаре. Увы, мой дом и мастерская разрушены. Но я восстановлю их. Я справлюсь, – бормочет он, переводя взгляд на что-то, чего я не вижу.

Есть кое-что еще, что мне нужно узнать. Я делаю еще шаг, лед скрипит подо мной.

– Кто-то умер.

– Да. – Он снова смотрит на меня. Так близко, что я вижу щетину вокруг его аккуратной бородки. Странно неухоженный вид ему не идет. Но мысль о том, что он может быть занят чем-то таким обыденным, как бритье, не вяжется с