Фонарщица - Кристал Джей Белл

Я сворачиваю с улицы и направляюсь к лесу. Руби жмется к моим ногам, когда мы пробираемся сквозь листву и мимо голых деревьев, и виляет хвостом, радуясь новому приключению. Джози любил брать ее с собой на долгие прогулки. Когда они возвращались, он был весь в поту, а она, как правило, обзаводилась новой палкой, которая пополняла коллекцию рядом с мастерской.

Руби толкается, пробираясь со мной через заросли и высматривая тропинку почище. Когда листва с деревьев облетела, видится дальше. Под ногами у меня хрустят ветки, и птицы вспархивают, хлопая крыльями, а Руби обнюхивает все вокруг, фыркая и лая на звуки, слышные только ей. Я останавливаюсь на поляне, которой раньше не замечала, и вижу, что мои штаны покрыты желтой собачьей шерстью.

Поляна большая, не меньше четырех акров. Я догадываюсь, что мы забрели во владения Гидеона. Эти деревья обеспечивают его древесиной для носовых фигур и прочих заказов, а также дровами. Возле своей мастерской и на улице он понаставил множество знаков, запрещающих проход. Людям не дозволено прохаживаться под его драгоценными деревьями.

По периметру стоят огромные дубы, охраняя молодые деревца, растущие на поляне. Жизнь продолжается. Извечный круговорот. Руби тычется мне в руку, и я присаживаюсь на корточки, чтобы заглянуть в ее карие глаза, простодушные и улыбчивые.

Седые волоски у нее под глазами напоминают мне, что ее век на исходе. Кажется, она не возражает. Она в лесу с подругой, и ее гладят. Она довольно жмурится, когда я чешу ее за ухом. С урчанием она наваливается мне на руку всем своим весом. Полностью доверяясь мне. Женщине, убившей ее «папу». По щекам у меня текут слезы, капают с подбородка. Она понятия не имеет, что Джози больше нет. Что она больше никогда не услышит его голоса, не почувствует его рук. Рыдания разрывают мне сердце, обрушиваясь на меня с силой урагана, и я обнимаю Руби.

Я больше никогда не почувствую его рук. Джози стоял горой за меня. Он не представлял, с чем имел дело, потому что я ему ничего не говорила. Я ему не доверяла. Я думала, что оберегала его. А что в итоге? Я его убила. Каждое мое движение, все, за что я ни возьмусь, Гидеон превращает в какой-то кошмар. Это несправедливо. Это неправильно.

Я чувствую такую злобу. Грусть. Отчаяние. Разочарование. Одиночество. Мои рыдания так громко разносятся по поляне, что кажется, будто целая толпа стенает вместе со мной. А не просто одна женщина. Одна глупая, наивная молодая женщина, дошедшая до последней черты. Руби отстраняется и убегает, и мои пальцы вместо шерсти цепляются за грязь и опавшие листья. Я не могу винить ее. Мне бы тоже не хотелось быть рядом со мной. Она обнюхивает землю, шерудя своим розовым носом листья, камешки и грязь. Пыхтя от возбуждения. Я кое-как сажусь на корточки и прерывисто выдыхаю.

Я так измотана, что могла бы свернуться тут калачиком и спать, пока не пройдет вся жизнь. У меня нет ни ответов, ни идей, но каким-то образом плач вернул мне то, чего мне не хватало. Я снова чувствую. Подавленность. Ужас. Безнадежность. Но вместе с тем я чувствую что-то еще.

– Ну же, Руби.

Я хлопаю себя по бедру, и звук разносится по поляне. Руби не обращает на меня внимания, разрывая землю под молодым деревцем. Откидывая грязь задними лапами. Я издаю стон и смотрю в небо, вдыхая свежий зимний воздух. Она учуяла чей-то запах. Господи, а что, если это опять дохлая лиса? Я спешу к ней.

– Руби! – Я хватаю ее за ошейник и тяну.

Она утробно рычит. На долю секунды я отшатываюсь, сердцебиение ускоряется. Запах, исходящий от предмета ее интереса, застревает у меня в горле, и меня мутит. Не обращая внимания на ее ворчание, я обхватываю собаку за грудь и прижимаю к себе.

– Нет, Руби. Плохая девочка.

ХРУП.

Мы с Руби отшатываемся. Я прихожу в себя первой и, схватив ее за шкирку, притягиваю к себе, оказываясь между ней и свежевырытой ямой. Изо рта у нее свисает серый лоскут. Она запрокидывает голову, клацает челюстями и причмокивает, пытаясь проглотить его. Я не глядя беру ее за подбородок и сую руку в рот, чтобы крепче ухватить. Обмякший предмет рвется, когда я тяну его, победа в глазах Руби, когда ей удается проглотить кусок побольше.

Серый лоскут, покрытый слюной Руби, скользкий и вонючий. О боже, что за гадость я держу в руках? Сжав губы, я смотрю в свежевырытую яму. Руби удалось докопаться до основания дерева. Свисают корни, похожие на вены или сухожилия. В дупле что-то есть.

Тело. Человеческое тело.

Руби удалось откусить руку, вывернутую под неестественным углом, объясняющим этот хруп. Кроме того, Руби отрыла верхнюю часть туловища, шею и лицо. Плоть предплечья отслаивается, кусок кожи отсутствует, обнажая плоть – багровую, фиолетовую, густо-желтую, как топленое молоко. Влажная слизь покрывает мою руку.

Я вскрикиваю, отбрасывая падаль в сторону. Мое внимание привлекает серо-зеленое лицо трупа. Оно грязное. В уголках глаз и рта, бороде и бровях запеклась земля. Глаза шевелятся, зеленые губы открываются.

Личинки. Они сыплются на землю, как желтый рис. Шевелящийся. На лице мертвеца сохранилось достаточно плоти. Достаточно, чтобы узнать его. Это Леонард. Он пролежал здесь все это время, пока его обвиняли в преступлениях, которых он не совершал. Руби скулит, вырываясь из моих объятий. Мне надо увести ее отсюда, но вид мертвого китобоя захватывает меня. Корни дерева пронзили его тело, вцепившись в него, как ребенок – в любимую игрушку. Очевидно, сначала его здесь похоронили, а затем посадили дерево. Вот только дерево не проросло бы сквозь него так быстро, всего за несколько недель. Это невозможно.

Но здесь, в Уорблере, нет ничего невозможного. Покуда здесь хозяйничает Гидеон. Вонь заставляет меня дышать ртом, пока я тащу Руби прочь. Я довожу ее до края поляны, прежде чем обернуться и снова взглянуть на Леонарда. Мертвеца, разлагающегося в земле. Окружающие деревья защищают его от ветра. Солнце наблюдает за ним сверху. Темный холмик, словно одеяло, укрывает его. Корни деревьев переплетаются с его руками и ногами.

На поляне виднеются еще одиннадцать холмиков, похожих на этот. Но я знаю, что владения Гидеона простираются гораздо дальше, чем видит глаз. Молодые березы возвышаются на холмиках, словно флаги на островках в море поблекшей зелени. Или кресты. О боже. Теперь мне ясно, почему Гидеон не пускает никого на свою землю, в