Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

Последнее, что он прошептал искренне, из самого сердца, прежде чем коснуться воды:

Прости меня!

Глава 47

Марина. Лакримоза[40]

Сознание вернулось. Марина увидела, что находится в душной полутемной комнате. Рядом никого. Она, еще не до конца понимающая происходящее, хотела потянуть затекшие руки, но не вышло. Запястья опутывала и давила грубая веревка. Марина вспомнила подъезд, руки на своей шее. Рывок – и ее волокут, как манекен, по лестнице. Внутри ослабла и сорвалась в смертельный полет ее малая надежда. Она чувствовала себя Снегурочкой от Римского-Корсакова. Любовь, несовместимая с жизнью, растворяла жаром последствий действительность Мары.

Взгляд перебегал от стены к стене. Там, на отслоившихся обоях, висели фотографии женщин. Не те улыбающиеся из журналов… посмертные фото. Единственное окно занавешивала желтая неопрятная штора. На столе лежал уже приготовленный для Марины фотоаппарат. В оранжевом свете торшера удавалось разглядеть и женские вещи, сложенные на софе в форме человеческого силуэта.

Дядя Леша жил в двухкомнатной квартире, с такой же планировкой, как и у Марины с мамой. Первую комнату она видела мельком, когда выходила от него вчера, а вот вторая… «Там ничего нет, не заходи туда». Оказывается, все-таки есть.

Слушая шум бегущей крови по венам и изводя себя мыслями о скором возвращении дяди Леши, она не заметила, как тихо отворилась дверь.

Он ступил в комнату осторожно, как хищник, разглядывая ее и ожидая, пока жертва его заметит. Марина вздрогнула. Глаза наполнились слезами. Это был уже не дядя Леша. Исчезла мальчишеская улыбка, померкли обаятельные искорки в глазах. Перед Мариной стоял чужой, пугающе безумный и опасный зверь.

– А ты мне правда нравилась, – проговорил дядя Леша через черную щель, казавшуюся еще недавно оазисом теплых, живительных поцелуев.

Марина всхлипнула, а он опустился перед ней на колени. Протянул руку. И тут Марина, не отдавая себе отчета о последствиях, извернулась и пнула его в колено. Зашипев от боли, дядя Леша размахнулся и отвесил ей пощечину. Она опрокинулась на спину, больно ударив предплечья и сворачивая локти, закричала от боли.

Он жадно наблюдал. Марина ждала, пока схлынет ноющая в руках волна, и глубоко дышала, пытаясь прийти в себя. Здесь пахло чем-то сладким и старым, будто она находилась в гостях у немощной старушки. Только комната не походила на квартиру любимой бабушки.

Бабушка…Что-то щелкнуло у Марины в голове, ее разум словно сделал прыжок в пространстве. Закрутились, завертелись картинки, заскакали троллями «В пещере горного короля», рассыпались и собрались вновь. И вот бабушка, ее настоящая бабушка, встречает Марину на пороге, угощает булочками, спрашивает, как дела в школе, и качает головой при рассказе о маме.

Она вспомнила день, когда папа посадил ее в свою машину и отвез к бабушке в город. Марина дождалась, пока та заснет, мышкой выскользнула из дома. Деньги, отложенные на кино, шуршали в кармане. Оставался последний сеанс в кинотеатре «Октябрь». В тот роковой день она исчезла, чтобы появиться здесь и забыть саму себя.

Сейчас Марина понимала, что отголоски прошлой жизни оставались: мама, папина машина у дяди Леши, фортепиано. Но, бог мой, тетя Люся… ее не существовало. И Динка, и Мишаня, и Петровы – куклы. Марина и в помине не знала «родную» хрущевку и этих людей, она всегда жила за городом с папой и мамой.

В момент, когда мозаика воспоминаний сложилась в ее голове, Марина ясно поняла, где находится. Чье-то злое кино захватило ее в свою ловушку и теперь… что теперь?

– Ну кто тебя просил туда лезть? Что тебе там понадобилось? – спросил ее дядя Леша, когда она раскрыла слипшиеся от слез ресницы. – Я уже убрал близнецов, стер твою подружку, еще немного – и поправил бы мать, а ты все пытаешься вылезти наружу.

«Обман, жуткий сон… проснись!» – уговаривала себя Марина, но жжение на щеке и сбитые локти, ноющие реальной болью, не позволяли проснуться.

– Мы бы могли еще поиграть, – продолжал дядя Леша, – кто знает, может нам обоим это понравилось бы? Ты стала бы моей маленькой тайной, а я твоим большим секретом. Но ты все испортила.

Он погладил Марину по саднящей щеке, и она от отвращения дернула головой.

– Придется перезагружаться, Марина. – Он издевательски выпятил нижнюю губу, якобы сожалея по данному поводу. – Неприятно, но ты выдержишь. Ты уже многое выдержала, просто не помнишь. Ты сильнее, чем бывшие до тебя, такая же сильная, как эти четверо. А с шестым я разберусь, вопрос времени…

Он встал с колен и прошел к столу. Там, около фотоаппарата, лежал лоскут ткани. Оказавшись в руках дяди Леши, ткань растянулась, и Марина увидела шелковый блестящий пояс от женского халата. Сердце заколотилось, каждым новым ударом высекая искры из глаз. Слезы уже не лились, они высохли. Еще три шага – и наступит конец, исчезнет Марина, останется лишь черная дыра.

Нечто внезапно, со всей силы, врезалось в окно. Желтая штора вздыбилась, полетели осколки. В комнату спикировала птица. Она яростно кинулась в лицо дяде Леше. Он закрутился, пытаясь ее отогнать. Стриж визжал почти по-человечески, пытаясь добраться клювом до глаз мужчины.

Их мечущиеся фигуры словно светились, сначала белым цветом, потом голубым. И вот уже сверху, на потолке, как трещина, стала расползаться узкая сверкающая полоса. Она росла до тех пор, пока не вытолкнула из себя фигуру. Человек тяжело упал на дядю Лешу. Удар. Это голова Леши с хрустом встретила кромку стула. Стриж очертил круг в полете и вспышкой исчез в закрывшейся трещине. Наступила тишина.

Марина, обомлев, наблюдала, как незнакомец, полежав неподвижно некоторое время, шевельнулся и стал подниматься. Она забилась, пытаясь ослабить веревку и освободить руки. Мужчина со светлыми волосами огляделся по сторонам и взволнованно выругался:

– Вот черт!

– Вы кто? – пискнула Марина, все так же ерзая на полу.

Он сфокусировал на девушке, судорожно копошащейся в углу, взгляд и ответил:

– Стас. Какого лешего здесь происходит?

Веревка немного поддалась, и Марина выдавила:

– Он пытался меня убить.

Стас посмотрел себе под ноги и испуганно отскочил в сторону. Потом постоял немного, приходя в себя, и, заметив, что Марина продолжает копошиться, спросил:

– Что ты делаешь?

– У меня руки связаны.

Стас охнул и кинулся ей помогать, но Марина вздрогнула и почти завыла. Напряжение в ней вопило и отвергало всякое движение по отношению к ее телу. Стас, кажется, понял это и, медленно подняв руки, стал подходить к ней, как к испуганному животному. Она, сделав над собой