Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова

– Расскажешь мне о своем бывшем муже?

– Что конкретно? – замялась Настя. – Он художник, пописывает там в свое удовольствие яблоки, горы, города, груши… Ну, как это обычно у академистов бывает – натюрморты да пейзажи.

– Напоминает Сезанна. Ты, случайно, никогда у него картин с игроками в карты не видела?

– Не помню такую… Давай сменим тему? – вдруг предложила Настя. Ей казалось несправедливым, что они правда разговаривают на серьезные темы, а не целуются как взрослые люди, например. – Кто прошлое помянет, тому, как известно…

– Прости, моя хорошая, – уже промурлыкал Дима, меняя траекторию разговора, – я не могу идти по жизни, не оборачиваясь назад для рефлексии, в этом смысле прекрасно понимаю Орфея… Знаешь, когда ты не приехала на станцию, я подумал, что будет как с отцом. Что ты тоже бросишь меня, ведь, видимо, это моя участь – отталкивать от себя всех, до кого достают провода моей любви. Если за Русланом бежать никогда не хотелось, так как в воспоминаниях кроются лишь неприятные эпизоды с разбитыми бутылками, то за тобой я, как видишь, бросился на край света. И как же я счастлив, что впервые в моей жизни кармическому уроку было не суждено повториться, что я могу сейчас держать тебя крепко-крепко. Никому тебя не отдам. Никогда не отпущу, слышишь?

Грохот падения оглушил привыкшие к шелесту шепота уши. Димасик подскочил, будто ошпаренный солнцем вампир, до которого дотянулись лучики зари. Рысью сделав выпад в сторону выхода из спальни, он резко выглянул в коридор. Там, вцепившись в дверной косяк, пытались перевести дух два запыхавшихся человека. Высокий мужчина в рубашке, разукрашенной под далматинца пятнами грязи, поднял голову на внезапную смену ландшафта, замеченную периферическим зрением.

– Ого, Марина, не знал, что у тебя, оказывается, гости. Я, получается, напросился? – саркастически заметила фигура под метр восемьдесят.

– Стас?! – воскликнул ошарашенный Дима.

– А вы, простите, меня откуда знаете? – поднял с недоверием бровь новопришедший. Он знал, что сплетни, по обыкновению, распространяются чрезвычайно быстро, но чтобы настолько? Неужели перед ним стоял его самый преданный и единственный подписчик?

– Из файла. Ты – такая же жертва искусственного интеллекта, как и все мы. Кстати, мне не послышалось, ты сказал «Марина»?

– Да, вот только недавно познакомились. Можно сказать, отбил бедняжку у маньячины какого-то… Вернее, просто оказался в нужном месте в нужное время. Точнее, удачно в него приземлился.

– Марина? Та самая Марина Кулагина? – Взволнованный Димасик подбежал к девчонке, стыдливо прячущейся за спиной Стаса, на чью тираду о случайном героизме робот особо не обратил внимания.

Та в ответ лишь охнула и закрыла глаза. Ей все еще мерещилась с бешеной скоростью надвигающаяся мгла, вот-вот готовая схватить ее за ногу когтями вечности.

Дима установил зрительный контакт с Настей, выползшей в коридор с выразительно скрещенными на груди руками. Даже евроремонт под ключ в виде тонального крема, пудры, румян и теней не мог скрыть сонливое и недовольное выражение на лице женщины.

– Дорогая, кажется, мы наткнулись на кое-что покруче, чем блуждающая частичка Велимира! – Словно не обращая внимание на испепеляющий взор любимой, пребывающей в недоумении от его перепадов настроения, Дима продолжал свою речь: – Искали медь – нашли серебро. Точнее, уже готовый сплав из двух драгоценных металлов.

– Мне кто-нибудь объяснит, что вы здесь делаете, в конце концов?! – Будто бы озвучивая мысли большей части собравшихся, открыто возмутилась Марина, со страху возмужавшая от повторного прилива адреналина.

– Думаю, нам всем нужно перед этим присесть и успокоиться, – попытался понизить градус напряжения всезнайка в полном расцвете сил. – Кажется, мы начали не с той ноги… Встали не с того… Короче, позвольте представиться. Я Дима. А это моя возлюбленная, Настенька. Разрешите пройти на кухню? У вас на лице написано, что успокаивающий чай просто необходим, а моей спутнице, если можно, не помешал бы кофе. Все согласны с таким планом?

Обреченное тройное «да», произнесенное синхронно, немного разрядило обстановку. Марина устало подметила, что сегодня точно не ее день. Она тщетно пыталась рационализировать происходящее: они со Стасом только что застукали кражу со взломом каких-то русских Бонни и Клайда? Но у них в квартире никогда не было ценных предметов, которые могли бы вызвать хотя бы мизерный интерес у воров-любителей. Зациклившись на мысли, что раз незнакомцы так запросто попали в закрытую на три замка квартиру через дверь, которую им самим пришлось выбить, самым логичным с точки зрения безопасности будет подчиниться, а не сопротивляться. Так что Марина кротко повела непрошеных гостей в глубь коридора, недоверчиво косясь назад – никогда не знаешь, когда потенциально таящаяся за спиной бандита фомка будет использована против тебя.

Рассадив гостей за круглым столиком с кружевной скатертью-самобранкой, Марина раздала всем кружки с жидким содержимым, лишь отдаленно совпадающим с запросами сидящих: Диме протянули граненый стакан воды из-под крана, черный чай достался Стасу, а пока принимающая сторона в виде девчушки носилась из угла в угол в поисках кофемолки, спрятавшейся на стареньком холодильнике цвета слоновой кости, Димасик вдруг вспомнил о сигаретах, так и не купленных в привокзальном ларьке еще утром.

– Мариночка, солнышко, у тебя не найдется чего закурить? Может, мама «Винстоном» балуется? Или папа «Петра Первого» предпочитает?

Загнанная девчонка лишь развела руками, стоя на невысокой табуретке, после возвращения уже использованной кофейной утвари на место – ей было не до мыслей о подставных родителях, которые отыгрывали в фильме свою жестокую роль на пять с плюсом: десять мгновений назад у нее перед носом рассыпалась реальность, а то, что ее квартира единственная осталась в целости и сохранности, было самым настоящим чудом.

«Дима, не мучай ее, – вмешался внутренний голос, напоминающий по занудной интонации совесть, – просто визуализируй себе любой бренд и кури на здоровье. Ну, насколько это возможно».

– Точно! – шлепнул себя по лбу с характерным деревянным стуком робот и не глядя поднес узкую вилку из указательного и среднего пальца ко рту, делая глубокую пафосную затяжку. Помещение заполнилось удушающим кашлем. – Какая гадость эти ваши ментоловые сигареты! Когда у меня вместо легких стояли два вентилятора, эту лютую жесть вдыхать было проще. Хоть домой, в две тысячи сто двадцать четвертый, возвращайся, ей-богу. С другой стороны, как же теперь все аутентично! Ведь курение – это публичная самоказнь, медленная смерть бесстрашного и безрассудного гладиатора. Поэтому она так завораживает жаждущих хлеба и зрелищ в этом Колизее причинения сладкой боли себе самому и близстоящим окружающим. Если лишить этот процесс страдания, то пропадет шарм романтизма, оставляя только вредную привычку, портящую жизнь себе и другим. Так что