Хозяйка сгоревшей усадьбы - Гульнара Черепашка

Ну да. Вспомнить, прийти за ними. Развести подальше друг от друга. И как следует допросить.

Вот теперь сделалось не по себе. Фиона вспомнила, как сама допрашивала не так давно человека Кесселя. Хватит ли ей сил, чтобы проявить такую же стойкость?

Пошарила бездумно в поясе. Ну да, и мешочек с семенами у нее тоже вытащили! Глупо было бы надеяться, что ей бы оставили такое.

— А ведь вы — маг воздуха, — вяло проговорила она. — Как Крио… могли бы запросто выйти!

Милн хмыкнул. Ну да, кто бы им позволил! Вот ведь — они застали здешних обитателей врасплох, так что те не додумались устроить их в разных камерах. Но додумались вырубить и лишить магических сил.

— А время работает против нас, — задумчиво проговорил Милн. — Пока нас хватятся… пока начнут поиски.

— А куда делись — поймут?

Она ощутила, как он качает головой. Взгляд сам собой упал на жалкое подобие окна. У нее даже сил нет, чтоб подняться и подойти, взглянуть внимательнее! Хотя ясно — если б можно было через него сбежать, никто бы их так беспечно здесь не оставил. Но она даже на ноги встать не может, куда уж колдовать!

— Что ж нам делать? — вопрос вырвался сам собой.

Хотела добавить, что даже вспомнить не может — каково оно, когда растения поблизости ощущаются чуть ли не кожей. И откликаются даже на тень мысли, не говоря о прямом призыве.

Милн что-то принялся отвечать, но она уже не различала слов. Только звучание голоса. Невозможно убаюкивающее звучание.

Голос Милна отдалялся, стихал. Или это ее затягивало? В невообразимо вязкую черноту, которая опутывала тонкими, но прочными щупальцами и разум, и волю. Надо ведь… а что ей было нужно? Кажется, что-то очень важное. Фиона не могла вспомнить. Вяло трепыхнулась в мертвой хватке усталости — и провалилась окончательно в глухое безвременье.

* * *

Тепло. Это было первое, что она ощутила.

Тепло и уютно. Фиона лежала щекой на собственной ладони, а между пальцев забавно кололи сухие соломинки.

Откуда солома? В сознание пробилось смутное ощущение неправильности. Солома лежала на полу в камере, куда забросили их с Милном. А как их туда доставили — она и не помнила, потому что находилась без сознания.

Раз между пальцев забилась солома — она по-прежнему там.

А где Милн⁈ Осознание ударило — словно вспышка перед закрытыми веками. Фиона подскочила на ноги с колотящимся сердцем. Мимолетно удивилась — накануне едва могла шевелиться. Значит, правда стало легче! Сон помог.

Вот только Милн бесследно исчез. Увели, должно быть, пока она спала. И теперь она осталась одна в запертой камере.

Глава 36

Фиона растерянно огляделась. Это вот этот каменный пол казался только что ей теплым и удобным? Надо же так заснуть!

А ведь Милн что-то говорил ей, пока думал, что она слышит его. Слушает ответ на вопрос, который она сама же и задала! А потом не сумела удержать сознание бодрствующим. Лень и беспечность — вот что это. Она не услышала, что говорит ей Милн. Не заметила, когда и как увели его. По-прежнему не знает, чего ждать и как быть. И что отвечать на расспросы, когда за ней придут.

А за ней придут, в этом можно не сомневаться!

Прислушалась к себе. Ну да, как и следовало ожидать: дар молчит. Она не в силах призвать даже крохотного стебелька снаружи. Да что там призвать — просто ощутить!

Фиона осторожно уселась снова. Кажется, сил больше, чем было накануне. Уже это радовало. Умыться бы еще!

Увы. В углу камеры, неподалеку от двери, оказалось только заляпанное ведро. Вполне определенного, судя по запаху, назначения. Даже прикрыть его не удосужились! Ну да, для пленников и так сойдет. Ничего больше не было. Ведро да редкая рассыпанная по полу солома. Все удобства.

А еще пить хочется, — подумалось некстати. Увы — ни питья, ни умывания. На узников здесь воду тратить не считали нужным.

А может, это нарочно, чтобы лучше разговорить. Подержат ее подольше, чтобы за глоток воды согласна была рассказать обо всем — о чем знает и чего не знает.

Ладно, что проку! Она приказала себе забыть пока о воде.

Поднялась и пошла медленно к стене напротив двери. Оглянулась — тяжелая створа оставалась плотно закрытой. Окошек, как в арестантских камерах, в ней не было. Так что никто снаружи не сможет увидеть, чем она здесь занимается. Фиона повернулась к стене, задрала голову. Окошко оказалось высоко. Дотянуться до нижнего края она сумела только, вытянув вверх руку и поднявшись на носочки.

Непонятно, сейчас утро или день? Светло — но солнце внутрь не заглядывает. Может, оно и вообще не попадает в эту пробоину!

Фиона отошла на пару шагов от стены. Может, удастся вскарабкаться по ней к окну? Нет, она не рассчитывала, что пролезет. Но хотя бы немного осмотреться. В памяти остался лишь пустырь, тонущий во мраке. Глядишь — при свете дня станет чуть яснее, куда их забросило.

Стена ровной не была. Но, чтобы взобраться по такой, следовало оказаться одним из диверсантов маркиза Кесселя. У бывшей баронессы такой выучки, увы, не было. По деревьям лазать было как-то проще.

Она все-таки уцепилась за край окна обеими руками и попыталась подтянуться. Носок одной ноги с горем пополам умостила в выемку стены. Выемка была такой, что едва вместила половину пальца ноги. Фиона оттолкнулась от пола второй ногой и на пару секунд повисла над полом. Этой самой второй ногой она попыталась нашарить еще какую-нибудь опору.

Поразительно — ей это даже удалось. Выступ или камешек? Спустится — посмотрит.

Несколько мгновений она висела над полом, держась обеими руками за окно и ногами — за крохотные неровности стены. Всё тело дрожало от напряжения. Но подтянуться так, чтоб высунуть нос в окошко хоть на миг, она не сумела.

Выдохнув, торопливо соскользнула второй ногой на пол. Почти свалилась, как мешок, оцарапав кончик носа о те самые неровности.

Ну, спасибо хоть, не плашмя на спину. Прозрачный слой соломы точно не смягчил бы ей падения! Кое-как стянула вторую ногу и отцепилась от края окна. Опустила ноющие трясущиеся руки.

Пить сразу захотелось куда сильнее.

Фиона огляделась по сторонам. Вот только перед глазами была всё та же камера. А