Хозяйка сгоревшей усадьбы - Гульнара Черепашка

— И что же вас так забавляет, сударь — не имею чести вас знать? — зашипел он.

— А вы и правда сейчас думаете — и кто же этот таинственный каллиграф по фамилии Кик? Быть может, найдутся бумаги о его учебе в одной из академий…

— И какова же его фамилия на самом деле? — в голосе главаря зазвучало откровенное нетерпение.

— А вы угадайте! — снова заржал несносный тип.

Фиона ощутила раздражение. Висит, привязанный к столбу, избитый и израненный, и злит этого фанатика! Нарочно он, что ли⁈

Хотя ведь да — нарочно. Ему нужно, чтобы здешние обитатели поверили в существование некоего дядюшки. Мало того — он хочет пустить их по ложному следу. Удивительно — он ухватился за ее завиральную выдумку и даже, кажется, составил какой-то план. Еще бы у них была возможность поговорить без посторонних ушей! Чтобы она хоть знала суть плана и могла подыграть ему.

— Если тебе есть что сказать — скажи, — тон главаря сделался ледяным.

— Мне нечего сказать, — хрипнул Милн и закашлялся. — Если ты ничего не понял, — это он уже просипел совсем неразборчиво.

— Говори, — рыкнул главарь, шагая к нему.

Спохватился, сделал знак одному из своих подручных. Тот ухватил какие-то клещи с подноса рядом со столбом. Фиона похолодела.

— Да он же просто не может говорить! — вскрикнула она. — Дайте ему воды!

И смолкла, с ужасом глядя на Милна. Тот обмяк, голова повисла. Сама она не решалась вскочить со скамейки — ну, кто ей позволит бегать по помещению⁈ Вон, один с длинными ручищами замер рядом. Смотрит вроде вбок — но она уверена была: на самом деле готов к любой ее выходке.

Колотила мелкая дрожь. Милн явно намекал на кого-то определенного — вот только она представления не имела, кого!

А главарь сейчас опять начнет требовать фамилию дядюшки. И что она скажет? Окажется рядом с Милном, на том же столбе. Или нарочно для нее еще один рядом поставят — невелика разница!

Главарь между тем отдал несколько коротких приказов. Милна развязали, уложили на длинную скамейку. Один из подручных принялся обрабатывать раны.

Да неужели! Сжалились? Или, скорее, решили продлить существование человека, который, хоть и со скрипом, но начал давать сведения. А на освободившееся место сейчас привяжут одну бестолковую болтливую бабенку, которая слишком медленно соображает, — подумалось ей. И когда ей поджарят пятки или прищемят пару пальцев, она сразу начнет соображать куда более резво. А вот визжать не по делу прекратит. Почему же ей в таком случае не страшно?

Да нет — страшно. Противная мелкая дрожь глубоко в груди не проходит. Просто она не обращает на нее внимания.

Теперь вот и зубы застучали. А в голове, как назло, совсем пусто. Даже те мысли, что были — и те выветрились. Теперь внутри черепа впустую билась бесплодная паника. Как-то она запоздала, — подумалось отрешенно.

Главарь повернулся к ней, и Фиона не выдержала: съежилась и жалобно заскулила.

Сама устыдилась жалкого звука. Но поделать ничего не смогла — горло само сжималось, выдавливая его.

— Ну-ну, вас же никто пока не обижает, — успокаивающе проговорил он. — Скажите, это любимый дядюшка нашел вам супруга?

— Он сказал — Эдди будет хорошим мужем, — проскулила Фиона. — Я переехала к дядюшке полгода назад, когда папа умер…

— А до того жили где?

— В Лутоне, — брякнула она. — У нас была маленькая ферма, мы держали баранов…

Мелкопоместных джентри в Лутоне, находившемся недалеко от ее бывшего дома — Гревилля — как собак нерезаных. И все они держат баранов. Вот и поди-ка, перебери всех, кто там умер и оставил сироту-дочку!

— У папы никогда не было дара, из-за этого наш садик с грушами побила пять лет назад гусеница, — продолжила она, шмыгая носом.

Уж про гибель садов в окрестностях Лутона она не врала! Отголоски того года остались и на саду в Гревилле — она с помощью проснувшегося дара их и лечила почти весь год, проведенный в поместье.

— Когда папа умер и его похоронили, — продолжила она, — приехал его кузен… он сказал, что папа писал ему, и просил позаботиться обо мне. И он забрал меня с собой, а землю продал, — она снова заскулила, уже совершенно искренне. Даже слезы по щекам покатились. Глаза моментально опухли — и нос тоже. — Он сказал мне поехать в Лутон и подписать у стряпчего какие-то бумаги… и увез, мне приходилось с ним ездить всюду. А потом я вышла замуж за Эдди, он дядюшкин помощник. Дядя сказал, Эдди будет хорошим мужем, — повторила она. — А Гарри я с отъезда из Бостона больше не видела. И не знала, увижу ли еще. Может, он вообще погиб — его на границу отправляли, — и она, уже не слишком сдерживаясь, заревела, размазывая слезы по щекам.

Наверное, сказалось нервное напряжение. Сначала она едва ощущала тревогу — была собрана и пыталась придумать что-нибудь дельное. Пыталась замечать детали — хотя получалось скверно, чего уж там!

И вот — расквасилась окончательно. И пусть! Фиона ревела над своей, только что выдуманной, судьбой. Стыдно не было. И ведь подействовало! Главаря проняло. Он дернулся — лица видно так и не было, но от него буквально повеяло раздражением и брезгливостью. Он отшатнулся.

— Довольно! — терпения и мягкости в голосе поубавилось. — Я не ваша тетушка, прекратите развозить сопли! — что-то коротко буркнул подручному и стремительно вышел.

Фиона проводила его растерянным взглядом. Двое следом вынесли Милна. Куда это они его поволокли⁈

Глава 38

Оставшийся подручный главаря не стал долго мудрствовать. Он вытянул откуда-то ржавые кандалы с длинными цепями и заковал Фионе обе ноги и руку. Оставив ее сидеть за столом на лавке, сам вышел прочь. Дверь захлопнул и запер, оставив пленницу в одиночестве.

Ну, замечательно! Она тяжело вздохнула и, сложив на столе руки, уронила на них голову. В ушах гудело, распирал нервный хохот пополам с досадой и облегчением.

Фиона несколько раз шумно вдохнула носом, силясь успокоиться. Пошевелила ногами и услышала, как звенят цепи. Звук странным образом вернул хладнокровие.

Не время впадать в истерику — надо думать!

Милна уволокли… куда? Наверное, узнает позже. Или нет. Фиона