Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

воссоздания флота продолжилась. Это была внешняя политика Шуазеля, направленная против морской силы Англии как против главного врага Франции и в пользу морской силы последней как главной ее опоры. Указания, выданные, согласно французскому автору, новым королем своим министрам, отражают тот дух, которым его правление характеризовалось вплоть до революции, причем безразлично, были они плодом самостоятельных убеждений короля или нет: «Следить за всеми признаками приближающейся опасности; наблюдать при посредстве крейсеров за подходами к нашим островам и за входом в Мексиканский залив; следить постоянно за тем, что происходит на Ньюфаундлендских банках, и за устремлениями английской торговли; наблюдать за состоянием вооруженных сил и общественного кредита в Англии, следить за деятельностью ее кабинета, вмешиваться искусно в дела британских колоний; давать колонистам-инсургентам средства на военные припасы, сохраняя при этом строжайший нейтралитет; расширять флот деятельно, но без публичности, исправлять наши военные корабли, снабдить всем необходимым магазины и постоянно иметь наготове средства для быстрого снаряжения флотов в Бресте и Тулоне, тогда как Испании следовало бы готовить свой флот в Ферроле; наконец, при первом серьезном опасении собрать многочисленные войска на берегах Бретани и Нормандии и все приготовить для вторжения в Англию, чтобы принудить ее сосредоточиться и таким образом ослабить сопротивления на окраинах ее владений»[167].

Такие инструкции – неважно, поступили они сразу как следствие систематического, хорошо обдуманного плана или выдавались постепенно, когда предоставлялся случай, – показывают, что текущее положение тщательно обдумывалось, и дышат тем убеждением, которое, проникнись им Франция ранее, сильно изменило бы историю ее взаимодействия с Англией. Впрочем, исполнение плана было менее совершенным, чем замысел.

Для развития французского флота пятнадцать лет мира и настойчивой работы оказались крайне полезными. Когда война разгорелась в 1778 году, Франция имела восемьдесят линейных кораблей в хорошем состоянии и шестьдесят семь тысяч матросов в морской записи. В портах Испании, когда та вступила в войну в качестве союзницы Франции год спустя, было почти шестьдесят линейных кораблей. Совокупности этих сил Англия противопоставила двести двадцать восемь кораблей всех классов, из которых около ста пятидесяти были линейными. Видимое по этим данным равенство материальных сил нарушалось, к невыгоде Англии, размерами французских и испанских судов и лучшей артиллерией; с другой стороны, ее сила, принадлежавшая одной державе, имела под собой превосходство единства цели. Союзникам же суждено было испытать общеизвестную слабость морских коалиций, наряду с последствиями деморализованного управления в Испании и недостатка привычки к морю (можно даже сказать, не боясь ошибиться, недостатка способности к морскому делу) у обеих наций. Морскую политику, при которой Людовик XVI начал свое правление, довели все же до конца; в 1791 году, через два года после созыва Генеральных штатов [168], во французском флоте числилось восемьдесят шесть линейных кораблей, в целом превосходивших размерами и назначением английские корабли того же класса.

Тут уже виден рубеж возникновения подлинно морской войны, которая, как согласятся все, прочитавшие предшествующие страницы, не имела места со дней Рюйтера и Турвиля. Величие морской силы и ее значение, быть может, ясно выражалось в полном господстве и в обусловленном им возвеличивании одной стороны, но урок, таким образом преподанный, пусть поразительный, менее интересен, нежели зрелище морской державы, которая встречает врага, достойного по оружию, и напряжение сил которой вызвано борьбой, угрожающей не только ценнейшим колониям, но и собственным берегам. Вследствие обширного и разбросанного состава Британской монархии борьба эта велась во всех частях света, так что внимание исследователя привлекает то Ост-Индия, то Вест-Индия, то берега Соединенных Штатов Америки, то побережья самой Англии, перемещается от Нью-Йорка и Чесапикской бухты к Гибралтару и Менорке, к островам Зеленого мыса, к мысу Доброй Надежды и Цейлону. Война эта характеризуется прежде всего тем, что враждебные флоты были одинаковы по величине, а общая погоня и свалки, привычные для сражений Хоука, Боскауэна и Энсона, временами, конечно, случались, однако по большей части сменились осторожными и сложными маневрами, нередко мешавшими достижению решительного результата. Превосходство французов в тактическом искусстве содействовало тому, что в этих столкновениях ярко отразилось особое свойство их морской политики, которая не стремилась к господству на море через уничтожение флотов неприятеля (его организованной силы), а была направлена на успех частных операций, на захват отдельных пунктов, и преследовала частные стратегические цели. Нет необходимости навязывать другим убеждения автора этого труда, который полагает, что такая политика, пригодная в исключительных случаях, преимущественно ошибочна, но в высшей степени желательно, чтобы все лица, ответственные за результаты ведения морских дел, признали, что существуют два направления политики, прямо противоположные друг другу. Одному свойственна близкая аналогия с войной за обладание постами, тогда как другая предметом действий, или объектом операций, выводит ту силу, уничтожение которой делает посты беззащитными и потому с неизбежностью отдает их со временем в руки неприятеля. Установив различие между этими двумя противоположными направлениями, надлежит рассмотреть результаты развития обоих на примерах из истории Англии и Франции.

Однако поначалу новый король Франции хотел внушить своим адмиралам вовсе не столь осторожные воззрения. В инструкциях графу д'Орвилье, командиру первого флота в Бресте, морской министр говорил от имени короля: «Ваша обязанность состоит теперь в том, чтобы возвратить французскому флагу прежний блеск; минувшие несчастья и ошибки должны быть заглажены, и только победами в сражениях флот может этого достигнуть. Его Величество вправе ожидать величайших усилий от своих офицеров… В какие бы обстоятельства флот короля ни был поставлен, распоряжения Его Величества, которые он настоятельно обязал меня передать всем командирам, требуют, чтобы корабли атаковали неприятеля с величайшей энергией и защищались во всех случаях до последней крайности».

Дальше инструкции продолжаются в том же духе. Французский офицер, воззрений которого на эту стадию французской морской политики мы еще не приводили, говорит: «Сколь отличен этот язык от того, на каком обращались к нашим адмиралам в ходе последней войны! Было бы ошибкой думать, к слову, что они следовали добровольно и естественно той робкой и оборонительной схеме, что преобладала в тактике флота. Правительство, всегда находившее издержки на содержание флота чрезвычайными, слишком часто предписывало адмиралам держаться в море так долго, как было возможно, не вступая ни в регулярные сражения, ни даже в легкие стычки с противником, которые всегда очень дороги, так как следствием их может явиться потеря трудно заменимых кораблей. Часто им предписывалось, чтобы они, если приняли бой по необходимости, тщательно избегали искушать судьбу своих эскадр чрезмерно решительными действиями. Они считали себя поэтому обязанными отступать, едва бой принимал серьезный оборот. Так они приобретали вредную привычку добровольно уступать поле сражения, стоило неприятелю, даже слабейшему, смело