Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

его безрезультатностью и подлинной бурей морских и политических пререканий. Адмирал и третий в порядке командования офицер принадлежали к разным политическим партиям; они возводили обвинения друг на друга, и в последовавших затем судебных разбирательствах вся Англия разделилась сообразно партийным интересам. Общественное мнение и мнения моряков в целом склонялось в пользу адмирала Кеппела.

В тактическом отношении сражение представляет некоторый интерес и позволяет сделать вывод, важный и в наши дни. Кеппел был под ветром и желал принудить противника к бою; с этой целью он дал сигнал общей погони, чтобы быстроходнейшие корабли лавировкой могли догнать самые медленные корабли неприятеля. Если допустить, что эскадренные скорости противников были равны, то такой маневр надо признать совершенно правильным. Д'Орвилье, будучи на ветре, не имел намерения сражаться иначе, как на условиях, какие сам найдет выгодными. Как обыкновенно и бывает, флот, действовавший наступательно, достиг своей цели. На рассвете 27-го числа оба флота были на левом галсе, лежа на вест-норд-вест, при ровном ветре от зюйд-веста [176]. Английский арьергард упал под ветер [177], и Кеппел поэтому сигнализировал шести своим кораблям выбраться на ветер так, чтобы они могли занять лучшее положение для поддержки главной части флота – на случай, если бы он смог добиться боя. Д'Орвилье заметил это движение и истолковал его как намерение атаковать арьергард превосходящими силами. Так как враждебные флоты находились на расстоянии от 6 до 8 миль друг от друга, то он повернул всем своим флотом фордевинд, последовательно, вследствие чего упал под ветер, но приблизился к неприятелю и мог теперь лучше того видеть. Пока он исполнял эту эволюцию, ветер сместился к югу, благоприятствуя англичанам; тогда Кеппел, вместо того чтобы повернуть на другой галс, оставался на прежнем курсе еще полчаса, а затем повернул всем флотом и лег на одинаковый с французами курс. Это укрепило подозрения д'Орвилье, и так как ветер, бесспорно благоприятствовавший в это утро англичанам, опять сдвинулся к западу, позволив нагнать французский арьергард, то он повернул фордевинд, тоже всем флотом, приведя таким образом остальные суда на помощь арьергарду, превратившемуся в авангард, и помешав Кеппелу сосредоточить нападение на нем или прорвать строй. Враждебные флоты прошли друг мимо друга контргалсами [178], обменявшись безрезультатными залпами, – французы были на ветре и имели возможность атаковать, но ею не воспользовались. Д'Орвилье тогда дал сигнал своему авангарду (прежнему арьергарду) повернуть фордевинд, пройдя под ветер английского арьергарда, который был под ветром у главной части своего флота, а сам намеревался остаться на ветре и так атаковать упомянутый арьергард с двух сторон; но командир французского дивизиона, принц королевской крови, ослушался, и возможное преимущество было потеряно. Англичане попытались повторить этот маневр. Адмирал авангарда и некоторые его корабли повернули оверштаг, едва выйдя из области огня [179], и последовали за французским арьергардом; но большей части кораблей повреждение такелажа помешало повернуть оверштаг, а поворот фордевинд был невозможен по причине приближения других кораблей с кормы. Французы спустились затем под ветер и снова выстроили линию, но англичане были уже не в тех условиях, чтобы решаться на атаку. Этим и окончилось сражение.

Выше упоминалось, что это безрезультатное сражение имеет некоторые специфические черты. Одна из них – полное одобрение поведения Кеппела показаниями под присягой перед морским судом со стороны одного из замечательнейших английских адмиралов, сэра Джона Джервиса, который командовал кораблем в рассматриваемом сражении. Едва ли в самом деле Кеппел мог сделать больше, чем сделал; но недостаток понимания тактики проявился в любопытном замечании в его защиту. «Если бы французский адмирал действительно думал вступить в бой, – сказал Джервис, – то, я полагаю, он никогда не расположил бы своего флота на галсе, противном тому, которым приближался британский флот». Это замечание проистекало из неведения или из непонимания опасности, которой подвергался бы в таком случае арьергард французского флота; оно тем любопытнее, что Кеппел сам сказал, что его флот приближался к противнику. Кажется, он полагал, что французы должны ждать в линии и затем вступить в бой, корабль против корабля, как, по его мнению, предписывали традиции доброго старого времени, но д'Орвилье был слишком хорошо образован как моряк, чтобы отважиться на такой образ действий.

Неисполнение герцогом Шартрским [180], командиром французского авангарда в этом бою, приказа повернуть фордевинд – произошло ли оно от недоразумения или преднамеренно – ставит вопрос, по-прежнему спорный, относительно того, какое место должен занимать в строю главнокомандующий флотом в сражении. Будь д'Орвилье в авангарде, он мог бы обеспечить желаемый маневр. Из центра адмирал одинаково видит концы линии своего флота или одинаково их не видит. С головного же корабля он подтверждает свои приказания собственным примером. Французы в конце той войны решили этот вопрос, определив место адмирала вне линии, на отдельном фрегате, под тем предлогом, что будто бы со стороны он может таким образом лучше видеть движения сражающихся флотов, не ослепляемый дымом и не отвлекаемый случайностями, а сигналы с такого фрегата лучше видны флоту [181]. О подобном же месте адмирала, которое напоминает место начальника в сухопутном сражении и избавляет от личного риска, задумывался и лорд Хоу в 1778 году; но и он сам, и французы отказались впоследствии от такого образа действий. Нельсон при Трафальгаре, увенчавшем его карьеру, встал во главе своей колонны, но можно усомниться в том, что он руководствовался иными соображениями, кроме горячего увлечения боем. Две другие большие битвы, в которых он был главнокомандующим, были нападениями на корабли на якоре, и ни в одной из них он не занимал места головного в колонне – по той основательной причине, что не знал хорошо фарватера, а головной корабль больше других рисковал сесть на мель. Обычное место адмиральского корабля в линии парусных судов, за исключением случаев общей погони флота за неприятелем, было в центре линии. Отступление от этого обычая со стороны Нельсона и Коллингвуда, из которых каждый вел свои колонны под Трафальгаром, могло иметь некоторые обоснования, и обыкновенный человек, естественно, воздержится от критики поведения столь выдающихся офицеров. Опасность, какой подвергались два старших командира, от которых так много зависело, очевидна, и, случись с ними самими или с головными кораблями колонн серьезная беда, отсутствие их влияния немедленно бы ощутили. В действительности они оба быстро исчезли в дыму сражения, не оставив для следовавших за ними никакого руководства, за исключением блеска своей храбрости и примера для подражания.

Один французский адмирал указывал, что практическим следствием способа атаки при Трафальгаре, когда колонны