Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

и окруженный неприятелем, сдался. Правда, в следующем мае англичане очистили Филадельфию и после трудного и опасного похода через Нью-Джерси, близко преследуемые армией Вашингтона, отняли обратно Нью-Йорк.

Проникновение британского флота в глубину Чесапикской бухты, вместе с поднятием вверх по Потомаку в 1814 году английских парусных фрегатов, обнажает другую слабую линию в цепи американских колоний. Но все-таки она была сильнее линии между Гудзоном и Шамплейном, оба конца которой оставались во власти неприятеля – в Канаде и на море.

Что касается морской войны как таковой, то нет нужды распространяться о том факте, что колонисты не могли иметь никакой вооруженной силы, способной сопротивляться флотам Великобритании, и были вследствие этого вынуждены оставить море за англичанами, прибегая разве что к крейсерской войне, в основном при посредстве приватиров, к чему они и тяготели благодаря своему искусству в мореходстве и предприимчивости и чем нанесли много вреда английской торговле. К концу 1778 года, по оценке одного английского морского историка, американские приватиры захватили почти тысячу коммерческих судов стоимостью около 2 000 000 фунтов стерлингов; он утверждает при этом, что потери американцев были весомее. Так, собственно, и должно быть, ибо за английскими крейсерами была поддержка линейного флота, а сами они были сильнее американских; между тем развитие американской торговли служило предметом удивления английских чиновников: когда началась война, упомянутая торговля не уступала по размаху торговле самой Англии в начале столетия.

Любопытное указание на численность мореходного населения Северной Америки в то время находим в парламентском сообщении первого лорда Адмиралтейства: «Флот потерял восемнадцать тысяч матросов, участвовавших в последней войне, от неимения на своей стороне Америки»[174]; это и вправду значительная потеря для морской силы Англии, особенно при условии, что ряды неприятеля настолько же усилились.

Ход войны на море повел, как всегда, к жалобам нейтральных стран на англичан за захваты кораблей, участвовавших в американской торговле. Но этих жалоб не было достаточно для возбуждения вражды в тогдашнем затруднительном положении британского правительства. Франция готовилась; час мести и сведения счетов, согласно политике Шуазеля, как будто настал, и уже давно в Париже обсуждался вопрос, как реагировать и какие выгоды можно извлечь из возмущения колоний. Было решено, что последние должны получить всевозможную поддержку Франции, лишь бы это не повело к разрыву с Англией; для того французскому агенту Бомарше выделили средства для учреждения торгового дома, который должен был снабжать колонистов боеприпасами. Франция выдала миллион франков, Испания прибавила такую же сумму, и Бомарше получил разрешение покупать оружие из правительственных арсеналов. Между тем из Соединенных Штатов Америки прибыли агенты, сманивавшие французских офицеров на американскую службу, в сущности, почти без препятствий со стороны правительства. Дом Бомарше открылся в 1776 году; в декабре того года Бенжамин Франклин высадился во Франции, а в мае 1777 года прибыл в Америку Лафайет [175]. Между тем приготовления Франции к войне, особенно к морской, шли деятельно; флот постоянно увеличивался, собиралось все необходимое для угрозы вторжения в Англию со стороны Канала, хотя на самом деле воевать намеревались в колониях. Там-то Франция была в положении человека, которому почти нечего терять. Уже лишенная Канады, она имела все причины думать, что возобновление войны – при нейтралитете Европы и при условии, что американцы станут друзьями, а не недругами, как прежде, – не отнимет у нее островов. Сознавая, что американцы, которые всего двадцать лет назад настаивали на завоевании Канады, не согласятся возвратить ей последнюю, Франция открыто утверждала, что не имеет никаких надежд на это, но заявляла, что будет требовать тех английских вест-индских владений, которые будет в состоянии захватить в наступающей войне. Положение Испании было иным. В своей ненависти к Англии и нуждаясь в возвращении Гибралтара, Менорки и Ямайки – не только жемчужин в ее короне, но и краеугольных камней ее морской силы, – она все же ясно понимала, что успешное возмущение английских колонистов против морской силы метрополии, не имевшей до тех пор соперника, окажется опасным примером для огромной системы ее собственных колоний, из которых ежегодно извлекались огромные прибыли. Потерпи Англия с ее флотом неудачу, на что могла бы рассчитывать Испания? Во введении к настоящему исследованию уже указывалось, что доход испанского правительства проистекал не из легкого налога на богатую морскую силу, построенную на промышленности и торговле королевства, а из узкого потока золота и серебра, посредством немногих кораблей вывозимого из колоний, которые управлялись по односторонней административной схеме… Испания могла многое потерять, но и многое приобрести. При всем том она, как и в 1760 году, была державой, с которой Англия могла воевать к наибольшей для себя выгоде. Так или иначе, обиды на Англию и династическая симпатия взяли верх: Испания вступила на тайный враждебный путь, по которому уже следовала Франция.

При таком напряженном положении дел вести о сдаче Бургойна воспламенили общество, как искра. Опыт прежних войн познакомил Францию со свойствами американцев как недругов, а теперь она ожидала найти в них ценных помощников для исполнения своих планов мести; казалось, они в состоянии позаботиться о самих себе даже одни, отказавшись от всякого союза. Решительные известия из Америки дошли до Европы 2 декабря 1777 года, а 16 декабря французский министр иностранных дел известил членов Конгресса, что король готов признать независимость Соединенных Штатов Америки и заключить с ними торговый договор и соответствующий оборонительный союз. Скорость развития событий показывает, что Франция готовилась к такому повороту, и договор, столь важный по своим необходимым последствиям, был подписан 6 февраля 1778 года.

Нет необходимости приводить подробно условия договора, но важно заметить, во‐первых, что открытое отречение Франции от Канады и Новой Шотландии предвещало принятие той политической теории, что известна ныне как доктрина Монро, ибо ее осуществление едва ли могло состояться без надлежащей морской силы; во‐вторых, что союз с Францией, а затем и с Испанией дал американцам то, в чем они больше всего нуждались, – морскую силу для противодействия силе Англии. Полагаю, мы не слишком уязвим гордость американцев, если допустим, что при отказе Франции оспаривать обладание морем у Англии, последняя смогла бы подчинить себе все Атлантическое побережье Америки. Что ж, не станем отталкивать лестницу, по которой мы взошли на высоту настоящего положения, и отрицать те чувства, какие посещали наших отцов в час испытания.

Прежде чем начать историю этой морской войны, надлежит дать очерк военного положения в различных частях света.

Три обстоятельства резко отличали это положение от того, каким оно было в 1756 году, а именно: 1) враждебное отношение Америки к Англии; 2)