Вечный день - Юлиус Фучик

я уверен, что сегодня к двенадцати часам все машины будут на месте. — Генерал Межицан на миг задумался. Ему нужно было, как он понимал, дать этим людям абсолютно точные сведения, а не цифры, согласно штатному расписанию. Он знал, что по списку в его распоряжении восемьдесят две боевые единицы, но двенадцать танков в ремонте, и неизвестно, когда они возвратятся в свои подразделения. Ну да и не только это… — Если сегодня нужно вступить в бой, — продолжал Межицан, — то в полной готовности будут тридцать машин. Остальные нуждаются в частичном ремонте и пополнении экипажей. Возможно, через неделю нас догонят те, которые находятся на капитальном ремонте. Ощущаем острую нужду в горючем. Правда, командарм обещал подбросить горючее.

Все собравшиеся знали свои сегодняшние скупые возможности, как знали и то, что со взятием высоты Выгода или полуразрушенного фольварка не заканчивается операция. Главные бои впереди.

Чуйков раскрыл свой планшет.

— Прежде всего, где мы с вами находимся? — водил генерал-полковник пальцем примерно в том месте, где расходятся в разные стороны две реки — Радомка и Пилица. На карте они были почти рядом, но расстояние между ними равнялось приблизительно тринадцати-пятнадцати километрам. В этом районе и был тот плацдарм, который назывался студзянским. Полковник уверенно поставил на карте красную точку.

— Наши потери за прошлые сутки? — спросил Чуйков.

— Около ста человек. Из них тринадцать убитых.

Ян Межицан переглянулся с высоким полковником в польской униформе — командиром кавалерийской бригады: многовато. Бой за Вислой не затихал и сейчас, нелегко Логунову.

Полковник докладывал четко, показывая на карте пункты, которыми интересовался командарм. Видно было, что Чуйков не впервые слышит и о лесе Липна Гура, и о разъезде, и о фольварке. Знает, что происходило там вчера и позавчера. Не удивляли его и события последних суток. Атаки и контратаки. Вчера разъезд почти четыре часа находился в руках немецких гренадеров, однако ночью наши пехотинцы выбили их оттуда. Разъезд под обстрелом вражеской артиллерии и танков. С утра его бомбили. По данным разведки, в лесу за разъездом противник сосредоточил свыше тридцати танков. Пока он использовал их небольшими группами, пуская впереди «тигров». Ожесточенные бои идут за кладбище, которое находится под нашим контролем.

Наверное, генерала Чуйкова особенно заинтересовали слова о том, что кладбище на той стороне находится под полным контролем гвардейцев. Он подошел к стереотрубе. Полковник тоже поднял бинокль.

— Напротив кладбища словно бы какой-то островок, — сказал Чуйков.

— Да. И мы его оседлали в первый день. Основной рукав Вислы тут около девятисот метров в ширину. А от острова до противоположного берега примерно сто метров, и глубина небольшая…

— Какая именно?

— Саперы докладывали — полтора метра.

Чуйков оторвался от прибора. Подозвал Межицана.

— Посмотри и ты, генерал. Тебе тут воевать. Обрати внимание на кладбище. Оно на возвышении. Подступы заросли карликовыми соснами. Может, напротив кладбища и переправляться? Нужно хорошенько разведать…

К разговору подключился генерал Логунов.

— Могу доложить, товарищ командарм, на правом берегу полкилометра песков, автомашинам трудно двигаться, а танки пройдут.

— А ты водил когда-нибудь танки, генерал? — сурово посмотрел на него Чуйков. — Знаешь, сколько весит тридцатьчетверка? Если завязнут в песке сорок тонн, то никакими молитвами не поможешь. Тебе, генерал, танки нужны на том берегу…

— Мы приготовили паром на три машины. Тридцать минут туда и тридцать обратно.

— Ну, это уже нечто…

Теперь к стереотрубе приник генерал Межицан. Впереди в самом деле посверкивали многочисленные болота, и только на том берегу Вислы начинались обработанные поля. Ждало косарей пожелтевшее невысокое жито, за ним, ближе к кладбищу, полоски крестьянских огородов. А еще дальше, наверное, картофель, и по нему в разных местах, будто часовые, возвышались подсолнухи. Местность напоминала Яну Межицану его родную Киевщину. Он хорошо помнит реку Ирпень, куда их, курсантов танкового училища, вывозили на машинах на тактические занятия. Теперь он ненароком вспоминает услышанное в юности от матери. Она всегда сравнивала природу приднепровского края с природой на берегах Вислы. Мать вдруг возникла перед его мысленным взором. Горечь подступила к горлу. Матери уже давно нет на свете, и она никогда, возможно, и не мечтала, что ее сын Янек ступит на землю дедов и прадедов своих, да еще в звании генерала! А разве не она все время напоминала Янеку, что не следует забывать свой польский язык! Даже тогда, когда он стал взрослым, продолжала экзаменовать его при каждой встрече. «Спасибо тебе, мама, за все! Ян Межицан не краснеет за плохой выговор, когда разговаривает с жолнежами своей бригады на родном языке».

Генерал Чуйков дал Межицану возможность вдоволь насмотреться на район, где не сегодня-завтра вступит в бой танковая бригада. Сам он в эти минуты о чем-то тихо разговаривал с Логуновым, посматривая на Межицана, что свидетельствовало о том, что речь идет о нем.

— Итак, у вас, Логунов, — обратился он к хозяину этого наблюдательного пункта, — против «тигров» и «фердинандов» пока одни лишь противотанковые ружья и гранаты? Плохо! Совсем плохо! Делайте вывод, генерал Межицан.

— Считаем за честь, товарищ командарм, воевать рядом с прославленными сталинградцами!

— Слышишь, Логунов? Стало быть, крепись! Вам придется обоим поработать еще над картой, посоветоваться. Я оставлю вас здесь, — обратился Чуйков к Межицану. — А в соседнюю дивизию повезу кавалериста. Ему оттуда наступать. Когда придет время, встретимся все на том берегу.

Авиационный генерал что-то тихо сказал Чуйкову, и тот кивнул, соглашаясь с ним. Генерал сразу подошел к Логунову, и все поняли, что и он остается.

Чуйков снял фуражку, вытер платком лоб. Густые черные волосы рассыпались, было даже странно, как они умещались под фуражкой. Простоволосый он казался еще моложе, хотя и так ему можно было дать не более сорока лет.

Вдруг глаза Чуйкова улыбнулись Логунову. Он словно бы между прочим спросил у него:

— Ничего не имеешь против, если и я перенесу свой энпэ сюда? Мне тут нравится, черт возьми. Поле боя как на ладони.

Логунов не первый год знал командарма. Сразу понял, что это даже не намек, а приказ.

— А мы уже советовались. На западном берегу Вислы почти готовый энпэ дивизии. Ночью займу.

Только теперь все присутствующие поняли, о чем шла речь. Вот просто так, без малейших назиданий, без лишних разговоров генерал Чуйков сказал своему подчиненному, что пора и ему за Вислу, на плацдарм.

— Вот спасибо тебе, Логунов! Не нужно нам будет копаться в земле, придем на готовенькое. Ночью, говоришь? Смотри не подведи! Я отдам соответствующее распоряжение своим. Ну а где твой блиндаж? Почему не показываешь?

Логунов жестом пригласил командарма идти за ним,