Война моторов. Крылья советов - Андрей Михайлович Мелехов

увязке с операциями сухопутных войск. Данная ситуация была обрисована в директиве командующего ВВС РККА от 18 июля 1941 года: «авиационные части не сумели достигнуть должного взаимодействия с войсками в общевойсковом бою и тем самым не смогли своими усилиями эффективно влиять на его исход и в достаточной степени облегчать положение наземных войск. Наша авиация до сего времени действует без полного учёта конкретных запросов войск, будучи слабо с ними связана» («Штурмовик Ил-2», с. 16). Надо сказать, что винить в сложившемся положении исключительно лётчиков было бы неправильно. Находясь в подчинённом положении по отношению к общевойсковикам и не имея соответствующей институциональной системы связи и управления, о создании которой должны были заранее побеспокоиться Наркомат обороны, Генштаб и руководство ВВС, они были не в состоянии самостоятельно изменить этот нерадостный статус-кво. Правда, выводы были сделаны, и уже к концу лета в ходе проведения отдельных наступательных операций сухопутных войск ВВС практиковали создание совместных с армейцами координационных штабных структур, способных быстро реагировать на возникающие запросы путём использования проводной и радиосвязи (там же, с. 30).

Премудростям действий по наземным целям (включая учебные стрельбы и бомбометание) пилотов советских истребителей и истребителей-бомбардировщиков начали обучать минимум на два года раньше, чем, скажем, британских.

Всё это кажется странным в свете следующих обстоятельств. Во-первых, несмотря на все предвоенные авиационные рекорды, трансокеанские перелёты и прочий авиационный «гламур», военно-воздушные силы СССР в ту пору не имели самостоятельного статуса, а их действия были совершенно однозначно направлены на обеспечение интересов армии и флота. Противоречия между авиаторами и общевойсковиками (а также моряками) никогда не приобретали в СССР таких гипертрофированных масштабов, как, скажем, в Великобритании. Последнему во многом способствовало и то, что последнее слово во всех спорах всегда оставалось за главным «арбитром» – товарищем Сталиным. Разумеется, на формирование мнения вождя постоянно влияли то одни, то другие «визионеры», предлагавшие самые разнообразные теоретические концепции будущей Большой войны. Но, как скоро он принимал определённое решение, все остальные должны были его выполнять (или как минимум создавать видимость выполнения). Во-вторых, Красная Армия имела, пожалуй, не меньшие возможности для «обкатки» тех или иных теорий, что и Вермахт с Люфтваффе. В первую очередь речь идёт о войне в Испании (1936–1938 гг.), Халхин-Голе (лето 1939 года) и Зимней войне с «белофиннами» (зима 1939/40 года). Во всех случаях воевать пришлось с вполне достойными противниками (в том числе и немцами). В ходе указанных конфликтов авиация использовалась широко и часто играла важнейшую роль в исходе тех или иных сухопутных сражений. Были, что называется, «вскрыты отдельные недостатки» и «извлечены полезные уроки». В том числе это касалось и ударной авиации. Именно в 1938–1940 годах Красная Армия решила обзавестись скоростными истребителями нового поколения, специализированными пикировщиками и бронированными штурмовиками. В-третьих, готовясь к «началу всемирного освобождения трудящихся», командующие общевойсковыми армиями западных округов (будущих фронтов) задолго до 22 июня 1941 года заполучили в своё непосредственное подчинение огромные силы фронтовой авиации. Такая роскошь в ту пору даже не снилась не только британским общевойсковым начальникам, но и, пожалуй, немецким генералам: концепция «придания» авиационных соединений группам армий (и армиям) имела в Германии всё же менее «подчинённый» характер, чем в СССР. В штабах советских округов (фронтов) и армий имелись соответствующие отделы, призванные осуществлять руководство «своими» авиационными дивизиями после нанесения теми первого всесокрушающего удара по аэродромам фронтовой авиации немцев – эту важнейшую операцию наверняка планировали и координировали под руководством и при непосредственном участии московского начальства. Вместе с тем, создав колоссальную по масштабам любой другой страны мира (включая и Германию) ударную авиацию, в Советском Союзе не озаботились проработкой деталей. Скажем, широко известно, что большая часть истребителей, истребителей-бомбардировщиков и штурмовиков ВВС РККА в начальный период войны не имела радиостанций. Те пилоты-счастливчики, на машинах которых радиостанции всё же были, часто не умели или не хотели ими правильно пользоваться. Отсутствовал такой важнейший элемент управления действиями ударной авиации, как передовые станции целенаведения – те самые «щупальца». В результате заявки войск проходили по инстанциям не в течение 15–60 минут – как у немцев, и не 4,5 часа – как у англичан летом 1940 года, а 8—12 часов и более (там же, с. 16). В первые дни войны связи часто не было вообще. И это касалось не только связи штабов армий с приданной им авиацией, но и контакта с непосредственными подчинёнными – штабами пехотных и механизированных соединений. По-видимому, максимум, что могла бы обеспечить система управления ударной авиацией, существовавшая перед войной и базировавшаяся преимущественно на проводных линиях связи, – это организация внезапного первого удара и – с неизбежными задержками, перебоями и накладками – оказание помощи группировкам советских войск, продвигающимся в глубину территории противника. Впрочем, последнее утверждение тоже, как говорится, «под большим вопросом». Соответствующие оптимистические предположения автора базируются на том, что стационарные (основанные на проводной связи) системы управления ПВО городов (в особенности Москвы, Ленинграда, Баку и основных военно-морских баз), функционировали относительно эффективно уже летом – осенью 1941 года. Когда же немцы повели себя не «по-джентельменски» и начали войну сами, жёсткая система связи и управления войсками в Красной Армии (в том числе и фронтовой авиацией) рухнула в первые же часы конфликта. Это, разумеется, не могло не сказаться на эффективности действий огромной авиационной группировки РККА на западных границах. Наконец, надо отметить и тот факт, что премудростям действий по наземным целям (включая учебные стрельбы и бомбометание) пилотов советских истребителей и истребителей-бомбардировщиков начали обучать минимум на два года раньше, чем, скажем, британских.

Известно, что доктрина использования ударной авиации СССР была, в основном, разработана и формализована в соответствующих наставлениях лишь к концу 1942 года. Последнее отразилось в издании проекта «Руководства по боевым действиям штурмовой авиации» штаба ВВС РККА (там же, с. 49). И это несмотря на то, что первое «Наставление штурмовой авиации» увидело свет уже в конце 1927 года – когда во всех остальных странах мира ещё не было ни штурмовой авиации как таковой, ни, разумеется, соответствующих учебников («Штурмовики Красной Армии. Т. 1: Формирование облика», с. 9). Наведение по радио истребителей (в том числе и с помощью радаров) более или менее широко практиковалось уже в ходе Курской битвы (июль 1943 года). Что же касалось штурмовиков, то, по словам О. Растренина, даже в ходе сражения на Огненной дуге общевойсковики по-прежнему могли дозвониться до авиаторов лишь через штаб фронта («Мы дрались на Ил-2», с. 244). Правда, станции наведения на данном этапе использовались уже и штурмовой авиацией, но соответствующее взаимодействие между «землёй»