Война моторов. Крылья советов - Андрей Михайлович Мелехов

по совершенно разным причинам) с «выведенным» выше теоретическим максимумом всего 1941 года, равным 1874 танкам. Берусь предсказать: по результатам выполнения предложенного автором упражнения сторонников легенды о «массовом забое» советских танков «фашистскими стервятниками» ждёт неприятный сюрприз.

Когда Борзилову пришлось объяснять неутешительные итоги действий вверенной ему дивизии, способной, по идее, прошить насквозь оборону любого противника, то вариант со списанием 17 % техники (за три часа!) на действия вездесущих и всёпоражающих «лаптёжников» оказался для него гораздо более предпочтительным, чем, скажем, откровенное признание собственной неадекватности в качестве командира или описание того, как его подчинённые бросали новейшие танки на обочинах и «рассеивались» по близлежащим лесам. Не забудем и ещё один важный аспект: «суммирующий» доклад командира любого соединения составляется на основе донесений командиров полков, батальонов и рот. Проверять «отчёты с мест» в июне 1941 года у того же Борзилова не было ни времени, ни возможности, ни – что, по-видимому, самое главное – желания. Удобнее было поверить на слово.

Вероятно, такое же вполне объяснимое стеснение водило пером историков немецких танковых дивизий, списывавших на истребители-бомбардировщики союзников не самые впечатляющие результаты контрударов, наносимых их соединениями в Нормандии летом 1944 года. К слову, свои саги о героическом пути той или иной танковой дивизии Вермахта или войск СС они сочиняли спустя несколько лет после завершения войны – когда им даже теоретически не угрожали какие-либо «оргвыводы». В отличие, скажем, от Борзилова или Богданова, которых летом 1941 года за бесславный разгром вверенных им соединений вполне могли поставить к стенке. К слову, непосредственного начальника Богданова – командира 14-го мехкорпуса генерал-майора С. И. Оборина арестовали 8 июля прямо в госпитале (расстрелян 16 октября 1941 года). Правда, немецкие мифотворцы всё же поосторожничали и не стали выдумывать конкретные цифры потерь от огня тоже якобы вездесущих и всёпоражающих «тайфунов» и «тандерболтов». Так или иначе, но расписывать красочную картину десятков пылающих «пантер» и «четвёрок» было гораздо сподручнее, чем честно поведать потомкам о том, как бравые танкисты и панцергренадёры, попав в очередную «тяжёлую ситуацию» (эвфемизм немецких мемуаристов, часто использующийся для описания не самых героических моментов в поведении их подчинённых), разбегались в разные стороны при первом же появлении самолётов противника. Парадоксально, но интересы завышавших (специально подчеркну, что совсем не обязательно сознательно) свои результаты лётчиков союзников и якобы сильно пострадавших от них немцев в данном случае полностью совпали. В результате «честные ошибки» одних услужливо подкреплялись откровенным враньём других. Думаете, в 1941 году было иначе?..

Совершенно очевидно, что реальный ущерб, нанесённый противнику ударной авиацией той или иной страны, часто оказывался во много раз меньше, чем сказочные цифры, указанные в заявках.

Резюмируем тему «приписок». Совершенно очевидно, что реальный ущерб, нанесённый противнику ударной авиацией той или иной страны, часто оказывался во много раз меньше, чем сказочные цифры, указанные в заявках. Вполне возможно, что по большей части этот феномен можно объяснить «честными ошибками» лётчиков. Во-первых, пилот самолёта, выполняющего задание по непосредственной поддержке войск или штурмовке целей в глубине обороны противника, часто был просто не в состоянии совершенно точно определить результат своей боевой работы. Этому препятствовали неизбежная сумятица боя, дым разрывов, огонь зениток, непродолжительное нахождение над целью и чисто физическая невозможность «пощупать» совершённое своими собственными руками. Во-вторых, такова природа военных всех стран – они всегда склонны к «художественным преувеличениям». Лётчики в данном плане исключением не являлись, а тем более, лётчики молодые. Если свои результаты в разы завышали пилоты-истребители Люфтваффе (с этим, как кажется автору, уже давно никто не спорит), то неужели меньше ошибались пилоты «штук», «хеншелей» и «фокке-вульфов»? Вопрос заключается лишь в конкретике – то есть в том, кто, во сколько раз и на каком этапе военных действий завышал реально достигнутые результаты. Более или менее понятно, что пилоты истребителей-бомбардировщиков союзников во второй половине 1944 года преувеличивали количество реально уничтоженной бронетехники противника как минимум в десять раз: это подтвердили многочисленные инспекторские проверки. Данную цифру называют и «профильные» историки из США и Великобритании. Во сколько раз завышали результаты своей боевой работы пилоты советской и германской ударной авиации в разные периоды войны?.. Честно говоря, автор пока не готов согласиться с показателем завышения для советской фронтовой авиации, равным 2–5 раз: для более или менее уверенных выводов слишком мало данных. Не удивлюсь, если после детального исследования вопроса средняя цифра окажется вполне сопоставимой с соответствующими показателями союзников. Так, П. Бочкарёв и Н. Парыгин считают, что за первые шесть месяцев войны только самолёты дальнебомбардировочной авиации Красной Армии уничтожили 2023 танка противника («Годы в огненном небе: Авиация дальнего действия в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»). Заметим, что это количество не учитывает заявки фронтовой авиации – штурмовиков, лёгких бомбардировщиков (в том числе и пикирующих), а также истребителей-бомбардировщиков. Уверен, что те как минимум не отстали от своих коллег-«стратегов» и тоже «нарисовали» нечто четырёхзначное. При этом реальные общие потери германской бронетехники на Восточном фронте в 1941 году составили 2831 машину («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 339). Сколько из них пришлись на долю советской авиации? Думаю, не более 140–200 машин (5–7 %). К слову, учитывая противотанковые возможности тогдашних самолётов, это стало бы весьма хорошим показателем – ведь речь идёт об эквиваленте полноценной танковой дивизии Вермахта. На какую долю из указанных 140–200 «панцеров» могли бы претендовать экипажи дальнебомбардировочной авиации? Трудно сказать. Но даже если брать половину высшей границы оценки (то есть 100 машин), то речь может идти о как минимум 20-кратном завышении.

Но точно так же не внушают доверия и заявки германских лётчиков – как на начальном, так и на последующих этапах Второй Мировой войны. И эти сомнения рождаются не только у авторитетных экспертов в данной области (вроде В. Перова, О. Растренина и А. Прайса), но и у любого человека, обладающего здравым смыслом и элементарными познаниями в арифметике. Единственный «девяностопроцентный» (ибо и в таких случаях не исключены ошибки и искажения истины) источник информации при изучении данного вопроса – это результаты инспекторских проверок мест боёв. В гораздо меньшей степени стоит доверять боевым донесениям командиров частей и соединений: как мы могли убедиться, при определённых обстоятельствах объективность подобных источников порой оказывалась скомпрометированной шкурными интересами отдельных начальников. Нельзя до конца верить и официальным историям частей и соединений – над ними в послевоенный период тоже поработало немало «сказочников». В то же время, как представляется автору, нет особых оснований не доверять данным о потерях от воздействия авиации противника, которые давали «наверх» командиры советских, британских и американских танковых частей