Война моторов. Крылья советов - Андрей Михайлович Мелехов

в её составе по состоянию на 22 июня, в строю остались… три штуки. Куда делись ещё 287 бронированных машин, включавших около двух сотен суперсовременных КВ и Т-34?.. Командир 7-й танковой дивизии даёт следующий ответ: «Материальная часть вся оставлена на территории, занятой противником, от Белостока до Слонима… Материальная часть оставлена по причине отсутствия ГСМ и ремфонда» (там же). Иными словами, 287 танкам не хватило топлива и запчастей с ремонтниками.

Генерал-майор танковых войск Семён Васильевич Борзилов

Уважаемый читатель, представьте себя на месте командира, который за неделю почти без боя потерял практически все боевые машины одной из двух самых сильных танковых дивизий мира. Вспомните о том, что соединение это входило в состав не французской, не голландской и не чешской армии. О судьбе 368 танков генерал-майору Борзилову нужно было докладывать не только военному начальству, но и непосредственно самому страшному, безжалостному и непрощающему деспоту в истории человечества – И. В. Сталину. Свой доклад Борзилов сочинял, уже зная об участи другого авторитетного танкиста – командующего Западным фронтом генерал-полковника танковых войск Д. Г. Павлова, расстрелянного 22 июля 1941 года (заодно казнили и всех его замов). Предлагаю читателю самому оценить, насколько велика была мотивация Борзилова списать на действия германских самолётов хотя бы часть неизвестно куда девшихся танков. Тем более, что, как совершенно справедливо замечает М. Солонин, на топливе, в изобилии имевшемся на советских складах в районе передвижений 7-й танковой дивизии, указанное соединение (да и весь 6-й мехкорпус) могло «дойти до Владивостока и вернуться обратно в Белосток» (там же, с. 334). Уж и не знаю, сам ли Борзилов выдумал про 63 будто бы уничтоженных «лаптёжниками» танка, или, поморщившись, сослался на доклады командиров танковых батальонов. По оценке вашего покорного слуги, базирующейся на результатах реального боевого эпизода, состоявшегося на том самом Западном фронте 26 июня 1941 года (напомню, что тогда 36 «юнкерсов» в ходе массированного налёта смогли уничтожить лишь один советский танк из 60), для совершения столь монументального подвига немецким Ju-87 пришлось бы сделать порядка 2268 боевых вылетов (по 36 б. в. на каждый из 63 танков). За три часа. Даже если представить, что на один вылет и подготовку к следующему у немцев уходило всего 60 минут (в случае Руделя среднестатистическая продолжительность одного боевого вылета составляла 2 ч 22 мин), то в указанной трёхчасовой операции должны были бы участвовать около 756 «лаптёжников». Напомню читателю, что немцы напали на СССР, имея лишь 233 исправных Ju-87 на всём Восточном фронте.

Для оценки правдоподобности упомянутых А. Смирновым свидетельств можно использовать и другой методологический подход. Так, согласно данным о потерях советской бронетехники, приведённым Г. Ф. Кривошеевым, за шесть месяцев 1941 года Красная Армия потеряла 20 500 танков («Гриф секретности снят. Потери Вооружённых Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах», с. 357). Больше за такой короткий срок столь огромное количество бронетехники не терял никто в мире – в том числе и сама РККА. Цифры потерь становятся ещё более шокирующими, если учесть, что как минимум 10 000 машин были потеряны уже в первые неделю-две войны. Мы уже знаем, что 4–5 % потерь средних и тяжёлых танков СССР были отнесены на счёт авиации противника. Соответственно, из 3200 тяжёлых и средних машин (КВ, Т-35, Т-34 и Т-28), оставленных на полях сражений и вдоль пыльных дорог страшного 41-го, порядка 144 единиц могли прийтись на пикировщики Ju-87. Напомню читателю, что все прочие самолёты Люфтваффе той поры вообще не имели статистически значимых возможностей хоть как-то поразить не только тяжелобронированные цели (вроде КВ, Т-34 и экранированных Т-28), но и большинство лёгких танков СССР. Можно было, конечно, применять самоубийственный «огненный» таран, но немцы таким не занимались даже во время обороны Берлина. «Лаптёжник» Ju-87 данный шанс (который, вновь напомню, в случае Т-34 равнялся максимум 2,8 %) получал при прямом попадании более или менее крупной бомбы или при её подрыве в непосредственной близости от танка. Предлагаю читателю подсчитать теоретически возможные потери от «юнкерсов», понесённые лёгкими советскими танками, по максимуму: пусть соответствующая доля будет равна, скажем, 10 %. Это соответствует примерно 1730 машинам. Напомню, что в случае англичан и французов тот же показатель весной – летом 1940 года составил 1,8 %. Но не будем мелочиться: в конце концов, машины союзников в среднем имели более тяжёлое бронирование, чем основа советской танковой мощи – лёгкие танки БТ и Т-26. Итак, общее максимальное количество советских танков, которое теоретически можно было бы отнести к потерям от «лаптёжников», составило порядка 1874 машин (скорее же, в несколько раз меньше). Напомню, что по моей оценке (4,5 % от общих потерь), в 1944 году на «юнкерсы» и «хеншели», стрелявшие подкалиберными снарядами с вольфрамовыми сердечниками, пришёлся максимум 761 советский танк, а в первые пять месяцев 1945-го – 392. Если принять на веру данные о потерях «от когтей» «лаптёжников», приведённые командирами 7-й и 30-й танковых дивизий (всего – 88 машин), то получается, что такими темпами указанная выше максимальная «квота» в 1874 танка должна была быть «вычерпана» ударной авиацией немцев за 21 день боёв. Однако на самом деле им потребовались 190 дней. А ведь две указанные выше дивизии на 23 июня 1941 года являлись далеко не единственными «танкообладателями»: всего на эту дату приграничная группировка Красной Армии имела в своём составе 40–45 танковых и 20–23 моторизованных дивизий, не считая отдельных бригад и батальонов. Как минимум половина этой армады находилась в зоне действия пикировщиков Люфтваффе. Подчеркнём, что 23 июня немецкие ударные самолёты продолжали наносить удары по аэродромам советской фронтовой авиации и силы, выделявшиеся для нейтрализации возможных контрударов многочисленных советских мехкорпусов, пока были относительно небольшими. Прифронтовые дороги оказались буквально забиты (часто в три ряда) тысячами танков и десятками тысяч автомобилей, принадлежавших нескольким десяткам советских танковых и механизированных дивизий. Ни одна из них в этот день поставленную задачу не выполнила. Командиру каждой из них пришлось потом отчитываться о том, почему так вышло и куда при совершении маршей «испарились» сотни боевых машин. Иными словами, на «лаптёжников» пришлось «валить» не только С. В. Борзилову и С. И. Богданову (командир 30-й тд). Предлагаю А. Смирнову – если уж он за это взялся – суммировать как «танковые» заявки немецких авиаторов, относящиеся к первым дням войны, так и потери, приписанные воздействию Люфтваффе командирами советских танковых и механизированных частей и соединений. А потом сравнить полученные данные (к слову, обе цифры – немецкая и советская – вполне могут оказаться весьма похожими, хотя и