Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

хлопочут подающие руку помощи невежественной толпе в ее диком самосуде? Чего они добиваются? Гражданской войны для того, чтобы показать: вот как мы были правы, настаивая на необходимости репрессивных мер? Мести отдельным личностям за неотвратимый и непреклонный ход истории? Смут, беспорядков, раздора?[172]

Если одни либеральные авторы в начале XX века использовали тему гражданской войны для мобилизации своих сторонников в борьбе с самодержавием, то другие в разгар революции стремились приостановить эскалацию конфликта, играя на страхе перед гражданской войной для критики правительства и побуждая власти пойти на уступки.

Обвинения правительства, поддерживающего погромщиков, в намеренном разжигании гражданской войны приобрели столь широкое распространение, что представители власти сочли необходимым их опровергать. В прессе цитировались слова санкт-петербургского генерал-губернатора, товарища министра внутренних дел Д. Ф. Трепова, который публично заявлял о непричастности правительства к организации погромов:

Я знаю, что меня теперь открыто обвиняют в том, что я — главный виновник и организатор всех происходящих в России ужасов, разгромов, кровопролитий. Нужно ли доказывать, что вовсе не в интересах благоразумного правительства разжиганием народных страстей вызывать на междоусобие, на гражданскую войну[173].

В то же время страх некоторых либералов подпитывался и иными тревогами: некоторых из них пугали нарастающие конфликты в сельской местности. Автор «Русских ведомостей» писал: «Достаточно взглянуть, что теперь творится в местностях, пораженных аграрными беспорядками. Над ними уже витает призрак завтрашней гражданской войны между землевладельцами и крестьянами, между самими крестьянами»[174].

Если одни авторы выражали беспокойство по поводу возможности начала гражданской войны, то другие считали, что она уже идет; кто-то обдумывал перспективы ее прекращения, а кто-то рассуждал об особенностях политической тактики в специфических условиях гражданской войны, последнее было присуще революционерам разного толка.

На восприятие ситуации не одними только революционерами в это время влиял опыт Парижской коммуны, который часто понимался через упоминавшуюся уже работу Маркса «Гражданская война во Франции». Показательно, что этот текст неоднократно переиздавался во время революции[175]. Редактором одного из новых переводов был В. И. Ленин[176]. Над редактированием перевода Ленин трудился в июле 1905 года[177]; можно предположить, что работа лидера большевиков над этим важнейшим для марксистской традиции текстом влияла и на его анализ текущей политической ситуации[178].

Вряд ли можно говорить о единой, цельной и непротиворечивой концепции гражданской войны, сложившейся у Ленина; тексты, созданные им в разное время и адресованные разным аудиториям, преследовали различные цели. И все же некоторые темы повторялись политиком, по всей видимости, они были особенно важны для него. Схожие оценки были присущи и другим революционерам, в том числе и тем, которые являлись в это время оппонентами Ленина.

Началом гражданской войны лидер большевиков считал Кровавое воскресенье, в январе он писал: «Льются ручьи крови, разгорается гражданская война за свободу. К пролетариату Петербурга готовы примкнуть Москва и Юг, Кавказ и Польша. Лозунгом рабочих стало: смерть или свобода!»[179] Инициатором гражданской войны являлось царское правительство. Тон публикации соответствовал политической задаче, поставленной автором: мобилизация сил для вооруженной борьбы с режимом.

Схожие оценки ситуации мы встречаем и в текстах некоторых оппонентов Ленина: «С 9 января мы вступили в эпоху гражданской войны, в эпоху революции», — писал Ю. О. Мартов. Он также отмечал качественные особенности этой «эпохи»: «…в смысле революционизирования общества эпоха гражданской войны радикально отличается от исторических будней»[180].

В отличие от авторов круга «Освобождения» и некоторых социалистов-революционеров, писавших о наличии гражданской войны в России и до 9 января, видные представители русского марксизма рассматривали сложившуюся ситуацию как принципиально новую, требующую радикальной корректировки политической тактики. В этом отношении они следовали скорее работе Маркса «Гражданская война во Франции», в которой говорилось об особенностях классовой борьбы в условиях революции, чем «Манифесту коммунистической партии», где «повседневная» классовая борьба пролетариата описывалась как гражданская война.

В издании же партии социалистов-революционеров, как уже отмечалось, упоминания об идущей уже гражданской войне встречаются и до 9 января 1905 года, но после этого события интерес к данной теме значительно возрастает: «Мобилизованная армия самодержавия и мобилизующаяся под неприятельским огнем армия труда столкнулись в вечно памятные январские дни грудь с грудью, лицом к лицу. Гражданская война началась». И далее слова «гражданская война началась» повторяются вновь и вновь, выделяя смысловые блоки статьи, которая завершается фразами:

Гражданская война начата. Ни слова об отступлении, ни слова о выжидании, ни слова о пощаде! В выжидании — смерть революции, в беспрерывном, неустанном наступлении — победа. И пусть же решительные времена создадут и двинут в бой решительных людей!

Автор публикации в издании эсеров использовал тему гражданской войны для обоснования необходимости вооруженной борьбы с режимом, в том числе для оправдания террора, вооруженных демонстраций и в конце концов — вооруженного восстания. Все те, кто проявлял ранее сомнения и колебания в отношении террора, должны их отбросить, партия должна быть едина в мнении по этому вопросу[181].

Для Ленина также характерны повторяющиеся упоминания о совершенно особом, качественно ином характере политической борьбы в условиях идущей гражданской войны, для него это был важный аргумент в спорах с «новоискровцами»: предлагаемые ими решения вполне разумны и приемлемы в обычные, «мирные» периоды, но в условиях гражданской войны их просто невозможно реализовать; а это, в свою очередь, обосновывает актуальные политические задачи, которые ставит Ленин: подготовка вооруженного восстания и ведение «партизанских действий».

Для эсеров упоминание об особом характере политической борьбы в условиях гражданской войны было важной рамкой и при обсуждении вопроса о допустимом революционном насилии, и в дискуссии о возможности проведения террористических акций и экспроприаций; их сторонники утверждали, что исключительная ситуация идущей гражданской войны дает им на это право[182].

У некоторых анархистских групп темы гражданской войны и экспроприации также были связаны. Федерация групп одесских анархистов-коммунистов провозглашала:

Открыто и смело призываем мы всех угнетенных, всех голодных к гражданской войне. Мы объявляем гражданскую войну всему существующему строю, мы объявляем ее теперь же, и в основу ее мы кладем великий и плодотворный принцип экспроприации[183].

Важным является и утверждение Ленина о том, что, хотя гражданская война была начата политическим противником, но сама ситуация обостряющейся гражданской войны объективно более выгодна революционной партии, имеющей опыт подпольной, конспиративной организации и практики «прямых действий»:

Действительно революционная, закаленная в огне нелегальная партия, которая привыкла к гг. Плеве и не смущается никакими строгостями гг. Столыпиных, может оказаться в эпоху гражданской войны способной к более широкому воздействию на массы, чем иная легальная партия, способная «с желторотой наивностью» становиться на «строго конституционный путь»[184].

Такая оценка партии в известной степени свидетельствовала и о самооценке ее лидера, который, по-видимому, полагал,