Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Термин, очевидно, автор заимствовал из текстов своих политических оппонентов и постарался использовать его против них же. В этот период получило развитие представление о том, что «правительство и общество вынуждены вести „войну“ друг с другом внутри собственной страны»[118].

В России о гражданских войнах размышляли не только читатели нелегальных изданий. Публика, интересовавшаяся международным положением, и из подцензурной печати узнавала о том, что различные вооруженные конфликты описывались как гражданские войны.

Не всегда, впрочем, интерес к важному событию, который характеризовался частью современников как «гражданская война», сопровождался всплеском употребления понятия. В России, например, внимательно следили за Гражданской войной в США, но для описания этого вооруженного конфликта часто находились иные слова; неудивительно, что и в названиях книг, переводящихся на русский язык, употреблялись наименования «Американская война»[119], «Северо-американская междоусобная война»[120]. Вместе с тем о том, что Маркс именует североамериканский конфликт гражданской войной, российский читатель мог узнать и при жизни автора, пусть даже опосредованно, из реферата книги «История торговых кризисов в Европе и Америке» политэконома, представителя манчестерской школы М. Вирта. Автор употреблял выражение «американская гражданская война», цитируя «Капитал» К. Маркса[121]. Впрочем, в той же статье война между северными и южными штатами 1861–1865 годов описывается также как «междоусобная война», «междуусобная [sic] война»[122].

Российские военные не считали полезным изучение опыта Гражданской войны в США; исследователи предпочитали рассматривать «большие войны», вооруженные конфликты между державами. Военный теоретик Н. Н. Сухотин, изучавший этот конфликт, сетовал, что «опыт американской войны в забросе у нас вследствие предубеждения и предвзятой мысли о неприменимости его»[123]. Его диссертация (позднее переработанная в книгу) была посвящена конным рейдам в ходе американской Гражданской войны; этот труд стал одной из немногих работ российских авторов, специально исследовавших вооруженное противостояние Севера и Юга. Вспоминал ли кто-то эту книгу во время знаменитых кавалерийских рейдов эпохи российской Гражданской войны?

Возможно, относительно редкое использование понятия гражданская война было связано с тем, что и в самих Соединенных Штатах этот термин, употреблявшийся частью современников, первоначально не применяли широко ни южане, ни северяне: первые заявляли о своей независимости, считая, что отражают агрессию враждебного государства, в то время как федеральные власти сначала считали конфликт «мятежом», криминализируя тем самым действия противника; словосочетание гражданская война использовалось северянами не столь часто.

Об особом характере этой войны писал свидетель событий, чью книгу можно было прочесть и в русском переводе: американская война, по его мнению, «в одно и то же время имеет характер и междоусобной и международной войны»[124].

Впрочем, другой межгосударственный вооруженный конфликт заставил читающую русскую публику размышлять о гражданских войнах, и в данном случае на употребление термина влияла терминология, которую использовали сами участники конфликта. В 1866 году произошла война между Австрийской империей, которую поддерживали некоторые немецкие государства, и Пруссией, возглавлявшей другую коалицию германских стран. Война, закончившаяся победой Пруссии, стала важным шагом на пути к объединению Германии; она воспринималась немалой частью немцев как германо-германская война, ее именовали также и гражданской войной. Термин использовали представители разных общественно-политических течений, в том числе те, кто осуждал политику Бисмарка[125].

Схожие оценки мы можем найти и в некоторых российских изданиях: «…война Пруссии с Австрией была не международная, но гражданская война. Европа и отнеслась к ней как к войне гражданской, как она отнеслась к междоусобию в Северо-Американских штатах», — сообщал «Вестник Европы»[126].

В конце XIX века словосочетание гражданская война применялось в подцензурной научной и публицистической литературе, рассчитанной на образованного читателя, прежде всего как исторический термин[127]. Вместе с тем гражданские войны прошлого и настоящего не стали, похоже, объектом изучения российских исследователей, представляющих различные научные дисциплины.

Показательно отсутствие специальной статьи «Гражданская война» в известном энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона: редакторы отсылали читателя к статье «Междоусобная война». Но и она не появилась; можно предположить, что редакторы планировали опубликовать статью на эту тему, но не нашли для нее автора. Теперь читателя отсылали уже к статье «Право войны». Она была напечатана, однако гражданской войне там уделялось совсем мало внимания; ее автор, известный специалист в области международного права В. Э. Грабарь описывал ситуацию гражданской войны без употребления понятия гражданская война:

Полномочие воевать (субъективное право войны) имеет только государство, но, при известных условиях, его может получить и восставшая против правительства часть населения, еще не успевшая организоваться в особое государство. Оно дается в форме признания воюющей стороной, благодаря которому мятеж, караемый уголовным законом, превращается в законную, с международной точки зрения, войну, со всеми вытекающими из нее правами и обязанностями[128].

Профессор Петербургского университета востоковед И. Н. Березин писал в составленном им «Русском энциклопедическом словаре», что «Гражданская война, тоже что междоусобная»[129], а как междоусобную войну определял ситуацию, «когда один и тот же народ, раздвоившись в смутах, враждует между собою оружием»[130]. Такое краткое описание, не очень отличающееся от текстов популярных толковых словарей, само по себе свидетельствует о слабой разработанности понятия.

Создается впечатление, что российские революционеры интересовались природой гражданских войн гораздо больше, чем профессиональные философы и юристы, историки и военные теоретики. Тема гражданской войны не представляла, казалось, значительного общественного интереса. Но уже в начале XX века жителям России пришлось столкнуться с гражданскими войнами разного толка: именно так описывали современники различные события Первой российской революции.

2. Гражданская война, гражданские войны, смута: использование понятий во время Первой российской революции

В годы Первой российской революции появилась карикатура, на которой изображались «Автократия» (Николай II в короне) и бородатый мужик в русском национальном костюме, олицетворяющий «Народ» и «Революцию». Два персонажа, находящиеся на разных краях глубокой пропасти, перетягивали канат, желая столкнуть друг друга в бездну «Гражданской войны»[131].

Наличие открытки с изображением этой карикатуры в архивной коллекции партии социалистов-революционеров заставляет предположить, что симпатии художника были на стороне «Народа» и «Революции», в результате идущей гражданской войны «Автократия» непременно должна быть повержена, а «Народ» — спасен. С другой стороны, возможно, что автор рисунка имел в виду страхи перед гражданской войной, и вполне вероятно, что он и сам опасался, что в пропасти гражданской войны могут оказаться все те, кто занимался перетягиванием каната…

Об угрозе начала гражданской войны во время Первой российской революции впоследствии писали историки. Образ страны, с трудом удержавшейся от падения в бездну, использовал и С. В. Тютюкин: «В декабре 1905 года Россия заглянула в пропасть гражданской войны, но сумела остановиться буквально на ее краю»[132]. «Репетиция гражданской войны» — так обозначил в своей статье события декабря 1905 года в Москве Ю. А. Петров[133]. Для нашего же исследования важно, что схожим образом воспринимали