Будни фронтового автобуса - Иван Вадимович Карпенков

отображалась картина того, как, находясь в шаге от смертного одра, он, всеми своими силами хватаясь за жизнь, трепетно относился к каждой бесценной минуте пребывания в этом мире, которые, по милости своей, дарил ему Всевышний. Теперь-то он четко, на собственной шкуре, прочувствовал, что, невзирая ни на какие заслуги и количество друзей и окружающих, в ту последнюю минуту своего физического существования человек неизбежно останется один на один с пришедшей именно за ним смертью и ее пугающей неизвестностью. И чем ближе этот момент, тем острее ощущается ценность безостановочно утекающего, словно в песочных часах, бытия, пока не наступит то самое мгновение, когда каждая впустую потраченная секунда здоровой и активной жизни будет вызывать невероятное чувство досады, боли и зависти. Когда захочется закричать во весь голос: «Господи! Не сейчас! Боже! Верни все обратно! Дай еще пожить хотя бы один день».

Почему-то сейчас ему явственно вспомнились часы и минуты ожиданий в очередях и опаздывающих на встречу друзей и коллег. Осознавали ли они, что, заставляя кого-то бесцельно ждать их, они тем самым так бесцеремонно воруют самое дорогое и не возобновляемое, что есть у человека, – время его жизни. И даже этот, не знакомый ему доселе боец, который сейчас, рискуя жизнью, под подлым снайперским и автоматным огнем и взрывами, тащит его к своим, тратит на это свой личный, неповторимый, а главное – невосполнимый временной ресурс.

И, осознав это, Сева вдруг проникся глубокой и искренней благодарностью к этому грязному, побитому жизнью мужчине с большой душой, своим собственным внутренним миром и отведенным лично ему бесценным временем жизни, которым он теперь так щедро делился с Алексеем во имя его спасения.

Добравшись до лесополосы и убедившись в своей относительной безопасности, штурмовик помог Севе принять вертикальное положение.

Освободившись от лишнего веса, осмотрев и сбросив за ненадобностью с себя превратившийся в лохмотья некогда такой красивый и дорогой бронежилет, Алексей невольно пересмотрел свое отношение и к изодранной, вытертой во многих местах одежде своего проводника, лицо которого заливал теперь вытекающий струйками из-под каски пот, перемешанный с гарью, землей и копотью.

Опираясь на плечи незнакомца и прыгая на одной ноге, Сева продолжил свой путь в сторону тыла. Невзирая на частые остановки, движение таким способом существенно ускорилось. Уже по прошествии часа они услышали из ближайших кустов чей-то бодрый оклик с характерным кавказским акцентом:

– Лежать! Рылом в пол, уроды!

Не торопясь, покорно опускаясь на землю, Алексей, пожалуй, был больше других рад столь приветливой встрече со стороны соотечественников. Распластавшись на жирной, черной земле, они оба одновременно увидели, как из кустов вышли одетые с иголочки, опрятные парни с аккуратно стрижеными бородами и, направив на них свои автоматы с кучей всевозможного тактического обвеса, обыскали и разоружили не оказывающего никакого противодействия штурмовика. Сопротивляться или спорить с ними сейчас не имело ни малейшего смысла.

Да никому из них и не хотелось этого делать. Короткий допрос лежащих лицом вниз задержанных и все их попытки объяснить свое присутствие здесь свелись к решению вызвать старшего для связи с руководством Алексея.

Вскоре за кустами послышался ни с чем не сравнимый звук урчащего мотора «УАЗа», и на поляну вышли еще более упакованные во все модное и тактическое бородатые мужчины лет сорока-пятидесяти. Задержавшие Севу и его спутника бойцы приняли тот самый вид, который обычно имеют подчиненные во время появления большого начальства. И, вычурно соблюдая все законы субординации, выказывая всяческое почтение старшим, доложили о задержанных, продемонстрировав и передав им изъятый автомат штурмовика.

Внимательно, не перебивая выслушав рассказ Алексея, записав позывные и координаты начальства, раздав указания подчиненным, начальники так же стремительно, как и появились, уехали прочь. Густая, черная теплая южная ночь точно капельдинер, выключающий лампу за лампой в театральном зале, где давно закончилось представление и разошлись все запоздалые и зазевавшиеся зрители, стремительно меняла окружающий пейзаж, пока не наступила полная тьма.

Лежащие на земле изможденные люди, похоже, уличившие минуту отдыха и испытывающие от этого явное наслаждение, с пониманием происходящего не выказывали ни малейшего недовольства своим положением.

Сквозь стволы искусственно высаженной лесополосы замелькал едва заметный пробивающийся через фиолетовый светофильтр свет фонаря, донеслось уже знакомое урчание мотора.

Уже через минуту перед ними вновь показались те самые, уехавшие куда-то и теперь вернувшиеся назад воины. На этот раз вид их выражал всяческое расположение и полное доверие. Подсобив плененным встать на ноги, они, отдав команду подчиненным переместить Севу в приехавшую вместе с ними медицинскую «таблетку»[19], вручили ему спутниковый телефон, из которого раздался радостный и такой знакомый и родной голос Стрелка:

– Ага! Жив Курилка! А мы тут уже и не знали, что и думать!

Алексей попытался выяснить, что с остальными:

– Как Девяносто Восьмой? Как там Яшка-артиллерист и Таксист?

Но шеф ограничился короткой фразой:

– Не переживай, все норм! – вероятно, с целью упреждения дальнейших вопросов, добавил: – Потом! Все потом! При встрече.

Находясь в машине, сквозь грязное лобовое стекло, в блеклом свете затянутых светофильтрами фар, Сева видел, как бородатые бойцы вернули штурмовику его автомат и, обступив по кругу, общаясь с ним теперь словно со старым другом, то и дело пожимали ему руку и хлопали по плечу. О чем они сейчас говорили с ним, Алексею не было слышно. А тот, улыбаясь усталой, но довольной улыбкой, постоянно осматривался вокруг, будто ища глазами кого-то. Бросив беглый взгляд в сторону машины, он, не торопясь, побрел своей спокойной и уверенной походкой в ту сторону, откуда совсем недавно они пришли вместе с Севой. Пару раз обернувшись на ходу, через мгновение он уже скрылся в темноте наступившей ночи.

«Таблетка», натужно заурчав мотором, громыхая и подпрыгивая, медленно набирала обороты. Перед ней, словно сопровождение президентского кортежа, двигался военный «уазик», на крыше которого среди антенн и противораковых глушилок гармонично расположился проблесковый маячок. И хотя включать его в прифронтовой полосе никому и в голову не приходило, он тем не менее создавал ореол значимости и солидности всего происходящего.

Несмотря на то, что по пути в госпиталь новые попутчики Севы осыпали его всевозможными комплиментами и восклицательными эпитетами, всячески проявляя тем самым кавказское гостеприимство, на душе у него сейчас скребли кошки. Расставание со спасшим ему жизнь штурмовиком прошло сумбурно и стремительно. Вероятно, если бы у него было время и силы подумать об этом раньше, он, наверное, совсем не так бы поступил в момент прощания. Но все уже случилось. И случилось так, как случилось. То есть – совсем не хорошо. А точнее – никак.

Алексей не то