Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

Я снова киваю. Лезу в портфель, достаю оттуда папку с распечатками. Передаю ему, неспешно разливаю по второй.

Он внезапно задумывается.

Даже замирает.

– А знаешь, – поднимает свои небольшие, довольно близко посаженные и жестко очерченные глаза, очень глубокие; долго глядеть в них тяжело, начинаешь чувствовать себя загнанным хищником, они тоже не выносят прямого человеческого взгляда. – Ты прав, Глеб. Его надо пить из бокалов для виски. А еще лучше – разливать по половинке в обычные граненые стаканы. Знаешь, учту!

Я, признаться, аж икнул. Вот такое вот – оно дорогого стоит.

Польщен…

По работе-то Дед в свое время много кого хвалил, причем многих – откровенно и напрасно. Говнюком – тьфу, политиком! – наш Кирилл-свет-Дмитриевич всегда был преизрядным и никогда этого не скрывал. А вот чтобы так, искренне заслужить признание правоты в важном для Деда вопросе…

Н-да.

А я ведь и действительно молодец.

Дед хлопнул рюмку и углубился в изучение содержимого папки.

Я потянулся за сигаретами, закурил, слегка задумался и чуть не поперхнулся дымом, когда из угла лениво и басовито гавкнуло. Причем «гавкнуло» – это если очень мягко.

Рявкнуло – так точнее.

От неожиданности так и обосраться можно. Хороший у мальчика голосок. И не со зла ведь, а так, от переизбытка настроения.

Порода…

Когда эта грязно-серая, заросшая жесткой, как проволока, шерстью и огромная, как лошадь-недомерок, фигня делает так же на улице – поджимают уши самые грозные амстафы и питбули. И даже ничего по этой жизни не боящиеся, хорошо воспитанные и натасканные кавказы или алабаи предусмотрительно оглядываются на тоже озадаченного хозяина: а можно мы вот это средоточие неистовой доброты по широкой дуге обойдем? Ибо, хоть эта гигантская зубастая сволочь и фантастически ленива, и фантастически добродушна, но после того, как в Ирландии вывели породу «ирландский волкодав», волков там довольно скоро совсем почему-то не осталось.

Задавили.

Опять-таки, не со зла. Просто работа у собаки такая. В результате чего породу, потерявшую смысл существования и предназначение, срочно пришлось спасать. Ибо какой смысл в волкодаве, если нету волков?

Вот и я о том же…

– Здорово, – говорю, – Гера. Кажется, ты меня наконец разглядел. Целоваться, надеюсь, не будем?

Грязно-серая груда, полностью занявшая собой небольшой диванчик в углу помещения, посмотрела на меня даже немного обиженно и крайне выразительно. Если б было можно, типа, тогда, может быть, и полез бы. Я добрый.

Но знаю. Нельзя. Ты, типа, хороший. Но все равно чужой…

Это едва ли не первое, от чего этих величественных добродушных гигантов отучают еще в самом что ни на есть щенячьем возрасте. Наскакивать на человека нельзя, ни при каких обстоятельствах. Даже в порыве неистовой доброты. Прикусывать, даже ласково, тоже никого нельзя. Особенно если человек – друг и с ним хочется поиграть.

Слишком уж много веса и роста у этой изумительной собачьей ласки, может покалечить случайно. Потом еще и сам будет переживать…

Вообще-то, у этих страхолюдных, если честно, и жесткошерстных до безобразия адских тварей удивительно нежная и возвышенная душа. Очень чувствительная ко всему вокруг происходящему. Такого волкодава, к примеру, не стоит заводить, если вы часто мотаетесь по командировкам. Совершенно точно приболеет. Может даже и умереть без хозяина. И это не байка и не легенда. Вполне документально установленный факт…

К сожалению, гибель пса этой породы из-за расставания с человеком – далеко не редкость, если не сказать больше. И не случайно их еще щенками приучают, что иногда «временным хозяином» может стать другой «член стаи».

Иначе – просто беда.

Именно поэтому я заводил не ирландца, а свою бернскую красавицу Герду. Слишком много возни…

– Ну? – смотрю зверю в глаза.

Зверь, кстати, взгляд в сторону не прячет. Это легенда, что он боится человеческого взгляда. Ничего он не боится. Ему тупо плевать. И не потому, что гордый. Просто сильный и ленивый.

Хороший, короче, зверь…

– Гав, – снова говорит зверь.

Дед отвлекается от документов. Внимательно всматривается в происходящее.

– Герасим?! – рявкает.

Герасим пристыженно молчит и с тяжелым, точно соответствующим весу «маленькой собачки» грохотом, рушится обратно на диванчик.

Я давлюсь от смеха. Иду чесать страхолюдине жесткую шерсть за ухом и под подбородком. Гера величественно позволяет.

Дед хмыкает.

Бросает папку с бумагами на стол, делает глоток кофе из огромной, почти что пол-литровой керамической чашки.

– Дети, – вздыхает. – Чисто дети. Глеб, ты видел, где здесь дыра у них, в этом документе? Разумеется, ты же не маленький. Да и я тебя, извини, в свое время очень неплохо учил. Это не стартап, а говно. Люди бьются за нишу на рынке, которой просто не существует. Главному, надеюсь, сказал?

Я киваю, с сожалением отвлекаюсь от умницы и красавца Герасима. Просто фантастический, конечно, пес. Плюс именно такой, какой нужен этому хозяину. Дед, хоть и контролирует себя – ярко выраженный холерик. Пес – флегма, каких только поискать.

Порода такая…

– Говорил, конечно, – киваю еще раз.

С кряхтением поднимаюсь на ноги. Не, я в порядке, просто они, ноги, что-то в последнее время затекают совершенно немилосердно.

И суставы ломит.

Нехорошо это: молодой ведь совсем мужик. Влажность, конечно, дикая, но все равно не стоит себе поблажки такие давать: стыдно все-таки.

Я еще раз вздыхаю.

Надо бы сигареты найти. Засунул куда-то. Хотя вон они. Так на столе и лежат…

– И что он?

Жму плечами, разливаю «кальвадос» по рюмкам.

– Говорит, у заказчика хорошая крыша на самом верху. То ли хорошо занесли, то ли какая-то родственная фигня. И очень, очень много денег, которыми он хочет с нами поделиться, чтобы мы замочили еще одного такого же засранца. Взаимоуничтожение засранцев в природе, короче. Да еще и за нормальные бабки. На остальное, в общем – насрать.

Глава 19. У Деда. Разговор рептилоидов

Дед некоторое время усиленно шевелит мозгами. Даже на лице отражается. Хотя кто знает: говорят, по молодости он в покер очень хорошо играл. А это без блефа ну совсем никак. Так что лучше даже и не гадать…

Потом крякает.

Берет со стола смартфон, смотрит выжидающе в мою сторону.

– С твоего разрешения, – говорит.

И нажимает сенсор. Ни в каком моем разрешении он, разумеется, не нуждается. У них с Главным свои старые дела. Не мне туда лезть.

Главный трубку, естественно, берет, хотя я знаю, как он на нее сейчас смотрит, после того как номер определился. Нет, даже не как на банальную гадюку. Как на ядовитейшую из всех ядовитых змей. Тайпан, кажется, в Австралии живет…