От Особой группы до легендарного Смерша. 1941—1946 - Николай Николаевич Лузан

об образе жизни Ильгена, маршрутах его движения и системе охраны особняка. На основе данных, полученных от разведчиц, он и Струтинский занялись разработкой плана операции. Это была, пожалуй, одна из самых сложных боевых акций, которые приходилось выполнять Николаю Ивановичу и его соратникам. После предыдущих операций город находился на осадном положении и был наводнен гестаповцами и полицейскими. Слухи о неуловимом обер-лейтенанте, который «направо и налево» валил высокопоставленных фашистских бонз, поднял на ноги все спецслужбы и военные комендатуры. Фонарные столбы были оклеены листовками, содержащими приметы Кузнецова. Особняк Ильгена напоминал осажденную крепость, по периметру его опоясывали два ряда колючей проволоки, снаружи и внутри круглосуточно дежурила охрана.

12 ноября 1943 года Медведев утвердил окончательный план операции по захвату гитлеровского генерала, разработанный Кузнецовым и Струтинским. Он, как всегда, был дерзким и не укладывался в общепринятые схемы. Боевая акция, получившая кодовое название «Дело «Кафра», как и многое другое, что делал Николай Иванович, представляла собой невероятное сочетание вдохновения разведчика с холодной логикой математика. В тот же день Судоплатов санкционировал ее проведение.

13 и 14 ноября четверо разведчиков во главе с Кузнецовым, переодетые в гитлеровскую форму, напрасно прождали Ильгена. Условного сигнала – раздвинутых занавесок на одном из окон особняка – от Лик не поступило. На следующий день в 16.15 Струтинский первым заметил, как на окне раздвинулись занавески, и в нем мелькнуло женское лицо, то была Лик. Пришло время для действий ликвидаторов. Оставив машину неподалеку от особняка, Николай Иванович с тремя разведчиками вошел на территорию особняка. Используя жетон гестапо, они молниеносно разоружили растерявшуюся охрану и организовали засаду.

Потянулись минуты томительного ожидания. Приближалось время смены караула, а Ильген все не появлялся. Кузнецов сохранял железную выдержку и решил ждать до конца. В холле часы неспешно отсчитывали секунды, стрелки приближались к 17 часам, когда к особняку подъехал Ильген. Отправив машину в гараж, он поднялся на крыльцо и, не обратив внимания на нового часового, прошел в спальню, чтобы переодеться. Неожиданное появление в комнате щеголеватого капитана вызвало у генерала недоумение, а затем и гнев. Но разбушеваться ему не дали: Кузнецов и подоспевшие на помощь разведчики скрутили руки Ильгену, а в рот воткнули кляп. Чтобы отвести подозрения от Лик и Майи, Кузнецов заставил денщика генерала написать записку:

«…Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам и забираю с собой генерала. Смерть немецким оккупантам. Казак Мясников».

Окружив Ильгена и денщика плотным кольцом, разведчики вышли на улицу. И здесь произошло непредвиденное: генерал ухитрился развязать руки и выдернуть изо рта кляп. Его истошный вопль: «Партизанен! Партизанен!» – взорвал тишину улицы. Кузнецов и разведчики снова скрутили Ильгена и потащили к машине. Но было уже поздно, на крики с соседней улицы выбежала группа гитлеровцев. Они остановились, оторопело смотрели на происходящее и ничего не могли понять. Ничего не могла понять и новая смена часовых из числа охраны дома Ильгена, она приближалась к особняку. Еще мгновение и могла вспыхнуть перестрелка. Численное превосходство было на стороне немцев.

То, что произошло дальше, мог совершить только один Николай Иванович. Он стремительно пошел навстречу опасности. Разведчики, запихнув беснующегося Ильгена и притихшего денщика в машину, по команде Кузнецова отъехали в конец улицы. Сам он, сунув под нос гитлеровцам жетон гестапо, объявил, что Ильген – не кто иной, «как переодетый бандит!» Одним из гитлеровцев оказался личный водитель рейхскомиссара Украины Коха – Пауль Гронау. Он хорошо знал в лицо генерала и стал утверждать обратное. Кузнецов и в этой ситуации не потерял самообладания и заявил:

«…Гестапо разыскиваются сообщники бандита, переодетые в немецкую форму, и я могу арестовать любого подозрительного».

После таких слов трое гитлеровцев поспешили откреститься от «мерзавца бандита», пояснили, что «являются сотрудниками рейхскомиссариата, просто прибежали на крики и попросили их отпустить». Гронау продолжал стоять на своем. Кузнецов не стал с ним церемониться, «арестовал» и присоединил к Ильгену.

Отделавшись от гитлеровцев, разведчики вместе с пленными проехали на конспиративную квартиру и там подвергли их допросу. Ильген сообщил ряд ценных сведений, которые затем были использованы при докладе в Москву. В дальнейшем его и Гронау пришлось ликвидировать, так как гитлеровцы блокировали все въезды и выезды из Ровно.

После этой операции Николай Иванович еще около года продолжал наводить ужас на фашистских бонз на территории Винницкой, Ровенской и Львовской областей. Гитлеровским спецслужбам так и не удалось выйти на след неуловимого «обер-лейтенанта», и только роковое стечение обстоятельств привело Кузнецова в западню украинских националистов.

В ночь на 9 марта 1944 года после выполнения очередного задания он с группой разведчиков возвращался на базу РДР «Победители». У села Баратин Львовской области они попали в засаду, устроенную украинскими националистами. Завязался бой. Николай Иванович отстреливался до последнего патрона и, когда они закончились, взорвал гранатой себя и окруживших его врагов.

По ходатайству Павла Судоплатова 5 ноября 1944 года указом Президиума Верховного Совета СССР Николаю Ивановичу Кузнецову было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Тем же Ууазом «За образцовое выполнение заданий командования в тылу противника» удостоился этого высокого звания и Дмитрий Николаевич Медведев. Ранее он был награжден двумя орденами Ленина и одним Красного Знамени.

Двадцать четыре месяца и пять дней Дмитрий Николаевич вместе со своими боевыми товарищами провел в боях с оккупантами за линией фронта, прошел несколько тысяч километров и нанес огромный ущерб врагу. 5 апреля 1944 года РДР «Победители» вышла на соединение с частями Красной армии и завершила свою оперативно-боевую деятельность. К тому времени в ее составе насчитывалось более семи тысяч бойцов, закаленных в боях с фашистами и украинскими националистами. Сам Дмитрий Николаевич мог передвигаться только на носилках, дали о себе знать ранения и позвоночная грыжа. После завершения лечения в госпитале он получил назначение на должность заместителя начальника 4-го управления НКГБ, стал заместителем у Павла Судоплатова. В течение 1945 года Дмитрий Николаевич неоднократно выезжал в командировки в Литву и занимался организацией борьбы с вооружёнными националистическими формированиями. В 1946 году в звании «полковник» он по состоянию здоровья вышел в отставку.

На гражданке Дмитрий Николаевич не потерялся, и здесь проявился еще один его дар – литературный. Из-под талантливого пера теперь уже признанного широкой общественностью писателя вышли такие известные произведения, как «Это было под Ровно», «Сильные духом», «Отряд идёт на Запад» и «На берегах Южного Буга». В них в увлекательной художественной форме нашла отражение оперативно-боевая деятельность РДР «Митя» и «Олимп».

В 1953 году после смерти Сталина и прихода к власти в СССР Никиты Хрущева в стране повеяли иные ветры. 26 июня его соперник, заместитель Председателя Совета министров СССР, министр внутренних дел всесильный Лаврентий Берия был арестован и обвинен во всех смертных грехах, а также «ревизионизме и попытке реставрации капитализма в стране». Вслед за ним в камеры отправились ближайшие его подчиненные: Меркулов, братья Кобуловы, Гоглидзе, Мешик, Цанава и многие другие. Позже, после суда скорого, но вряд ли правого, они были расстреляны. На том очередная охота на «ведьм», затеянная партийными функционерами, не закончилась, она волной репрессий прокатилась по рядам сотрудников госбезопасности. Сама уже принадлежность к НКВД являлась позорным клеймом.

Новый вектор партийного ветра тут же уловила начальственная часть так называемой творческой общественности. Она подняла на щит недавнего антисоветчика, графомана А. Солженицына, а состоявшемуся «писателю-гэбэшнику», Дмитрию Николаевичу отказала в приеме в Союз писателей СССР. Его травлю продолжила «Литературная газета». Ее начальники, не нюхавшие пороха, позволили себе обвинить Героя Советского Союза в том, что он смел допустить «недооценку значения партии в формировании партизанского движения на временно оккупированных фашистами советских территориях». Вопиющая несправедливость тех, кто смотрел на события войны из московских кабинетов, доконала и без того тяжело болевшего Дмитрия Николаевича. 14 декабря 1954 года он скончался от обширного инфаркта и был похоронен на Новодевичьем кладбище.

Но существует Высший суд, а он неподвластен партийным вождям. За несколько минут до смерти Дмитрия Николаевича к нему в госпиталь приехала его испытанный боевой товарищ – Валентина Довгер. В эти последние мгновения земной жизни в беседе с ней он вернулся в свое героическое прошлое, согретое бескорыстной дружбой, теплом боевого товарищества и освященное святой любовью к Родине, которую они, не щадя себя, защищали.

Прошло несколько