Дыхание Донбасса - Владимир Дмитриевич Пронский

показавшейся шустрой и языкастой, с завышенной самооценкой. Пообщавшись с ней неделю-другую, он понял, что она совсем иная. Другая начала бы безмерно соваться в его жизнь, узнавать что-то о жене, о новой квартире, со вкусом отделанной и стильно обставленной, но Людмилу это особенно не интересовало. Она словно делала вид, что всё это ей безразлично, а главное для неё – он сам. Для него же главное, что она есть, она рядом, он устраивает её, с ней ему почему-то всегда становилось легче и спокойнее. И чем чаще они встречались, тем больше хотелось встреч. В какой-то момент он даже подумывал, чтобы её поселить у себя, но, поразмыслив, понял, что это неосуществимо. Во-первых, он пока официально женат, во-вторых, не представлял, как быть с Валериком, если его надо забирать с продлёнки, сначала приучив к себе. А вдруг потом придётся расстаться под натиском неожиданно открывшихся обстоятельств? И то, что легко поймёт взрослый человек, ребёнок может воспринять как трагедию. Из всего этого Семён понял, что это пока не для него, и усмехнулся: «Слабоват ты, брат, в коленках, если ищешь оправданий, если мальчишка всё ещё остаётся чужим».

Напряжение в стране от событий последних недель всё обострялось, всё сильнее возвышали голос неравнодушные люди, и вдруг в один из дней прошёл слух, что в ближайшее время Верховный выступит перед народом с обращением. До конца дня не дождались, зато на следующее утро, 21 сентября, в 9:00 обращение прозвучало.

Прибылой только пришёл на работу и увидел, что в каждом углу мужики торчат у смартфонов. Он тоже присоединился к ним и начал вслушиваться в слова Верховного. После общего анализа ситуации прозвучали столь ожидаемые, как и столь неожиданные, слова о частичной мобилизации, которых ждали и боялись, до конца не понимая, как они отразятся и подействуют на всех.

Подействовали, сразу посыпались комментария, хождения туда-сюда, со всех сторон слышалось:

– Теперь держись, мужики!

– Где наша не пропадала…

А кто-то, наоборот, как сидел перед экраном, так и остался сидеть, хмуря лоб от нахлынувших мыслей. Семён прошёл к директору автобазы, отложившему бумаги, спросил:

– Слыхали, Джоник Ашотович?

– О чём ты?

– Мобилизацию объявили. Частичную, но от этого мужикам не легче.

– Это мне теперь надо голову ломать. Тебе-то чего?! Вот если повестку пришлют, тогда другой разговор. Так что ни о чём таком не думай. Иди и работай!

Не стал Семён ему говорить, что если даже повестка задержится, то он вновь пойдёт добровольцем, если тоска и неопределённость безмерно душу гложет. Устал он от него не только в последнее время, а с того времени, когда схлестнулся с Ксенией. До конкретного знакомства с ней он был просто Семёном, а когда расписался, стал зятьком Чернопута, и отношение к нему людей стало прохладным, почти никаким. Его тестя хорошо знали в городе, приписывали всякие небылицы, которые заставляли посторонних держаться от него подальше, Семён, получалось, с ним заодно – это-то и отталкивало, превращало Прибылого в некую опасную вершину, с которой можно легко сорваться, если только попытаться забраться на неё без подготовки. Сначала Семён ничего этого не понимал, но, когда отучился и начал работать, с ним повторилась та же история. Ни с кем он никогда не поговорил по душам, не выпивал, не ходил на футбол или ещё куда-то, что могло бы по-товарищески объединить. Да что там сослуживцы. С ним даже родители стали говорить по-иному, более официально, что ли, как с начальником. Даже гибель брата не смогла полностью переключить родительское внимание только на него. Иногда Семёну казалось, что они более привязаны к внуку, а его Виолку, как продолжение Чернопута, не особенно жаловали. Это Семён заметил лишь в начале весны, когда отношения с Ксенией стали формальными, потом отчуждёнными, и невольно ему приходилось искать родственную душу среди иных людей, чтобы было к кому прислониться, поговорить откровенно; ведь не зря зимой появились казаки в его жизни. В семейной же жизни прижилась скрытность, он не хотел ничем делиться с женой, хоть капельку сокровенным. Получался некий замкнутый круг, а сам он становился похожим на подневольного зверька, бегущего и бегущего в колесе, и не было у этого бега конца.

Вернувшись в свой стеклянный кабинет-кабинку в углу ремонтного цеха, зачем-то начал перебирать накладные и наколотые на дырокол заявки на обслуживание, словно ему уже пришла повестка и необходимо срочно покинуть рабочее место. Тем временем об объявленной мобилизации поговорили-поговорили и занялись производственными делами, хотя каждый молодой мужик примерял на себе прозвучавшую новость. Некоторые без конца кому-то звонили, морщили лбы и не были похожи на самих себя. У Семёна даже и в мыслях не имелось желания кому-то позвонить, что-то обсудить. Он всё обсуждал в уме с самим собой, намечая, что ему нужно сделать, когда придёт повестка, а если её не будет в ближайшие дни, то всё равно надо быть готовым к добровольной мобилизации – это решение было обдуманным, твёрдым и не подлежащим пересмотру, кто бы что ни сказал.

21

В середине дня Семёну неожиданно позвонила Маргарита Леонидовна и всхлипывающим голосом начала жаловаться, говоря о каком-то Валентине Подберёзове, требующем сто тысяч рублей, переданных мужу на конкурс. А она знать ничего не знает о такой неподъёмной сумме.

– Это всё секретарша Германа навыдумывала. Мало ли какие деньги были у покойного мужа? И откуда же мне знать, куда он их дел? И зачем тогда нервы трепать, они и без того на пределе: внучка на руках, дочь запропастилась. Что делать, Семён? Хоть ты подскажи что-нибудь?

– А что сказать… Вы лично деньги принимали от кого-нибудь? Если не принимали, значит, гоните всех прочь – пусть спрашивают у того, кому отдавали!

– Так ведь он угрожает!

– Припугните, что, мол, телефонный разговор записывается, хотя и без этого распечатку всегда при необходимости можно поднять. Это запросто делается. И напишите заявление в полицию. Так что постарайтесь быть спокойной, это я к тому, что вскоре мне придётся уехать.

– Куда это?

– А вы разве не знаете, что мобилизация объявлена. Скорее всего, и мне повестка придёт. В таком случае вы не забывайте, что у вас есть сват и сватья, и они всегда помогут с Виолкой в случае чего. А что Ксения? Так ни разу и не звонила?

– Только из Еревана в самом начале, потом из Барселоны, и более от неё ни слуху ни духу, а уж три месяца минуло.

– Её сопровождающий – надёжный человек?

– Откуда мне знать, я его и видела-то