Дыхание Донбасса - Владимир Дмитриевич Пронский

– Всё-таки напишите повторное заявление в полицию. Время сейчас тяжёлое, непонятное, но пусть оно будет лежать в отделе, им лучше знать, что делать… Как Виолка?

– Грустная ходит, спрашивает, когда мама приедет. Хоть бы ты заглянул. Вот дочка хочет с тобой поговорить. Передаю ей трубку.

– Пап, когда приедешь? Жду и жду тебя, а тебя всё нет и нет, – услышал Семён плаксивый голосок и поспешил успокоить:

– Сегодня после работы. Обещаю. Ты только не грусти, всё хорошо будет.

Дочь по-взрослому сказала:

– Как не грустить, если мама и дедушка в командировках, а ты редко бываешь у нас.

От её недетских рассуждений он едва не задохнулся:

– Ну, потерпи немного. Скоро все вернутся, так что не переживай. Я тебя целую и обнимаю, до встречи, моя красотулька.

Виола вздохнула:

– Вот бабушка хочет поговорить.

– Хочу напомнить, – взяла Маргарита трубку, – что ты уже был на фронте, ранение получил, пусть теперь другие отличатся!

– Ну что же, что был – жизнь продолжается.

– Вот именно: необходимо о себе думать, о дочке!

В этот момент Семён понял, что с тёщей можно говорить на эту тему бесконечно, и просто необходимо закруглить разговор.

– Врачи на медкомиссии решат, – постарался он отговориться. – Вечером приеду, ещё поговорим, а сейчас работы много. Вы сейчас где?

– В городе, поближе к врачам, а то я сама что-то хандрю, да и Виолка кашляет. Не забывай нас, – вздохнула она и сама отключила трубку.

Семён разволновался от предстоящего расставания – от всего, что перестроило мысли на ускоренный и тревожный лад. Ведь как ни храбрись, а в момент всё изменилось. И если к апрельской командировке он сначала относился, как к игре, то теперь надвигающиеся события выглядели по-настоящему серьёзно, даже грозно. Легко сказать, что готов послужить Родине и даже бравировать этим, гораздо труднее проникнуться своей необходимостью, созреть в душе, чтобы понимать, что без тебя не смогут обойтись, ты являешься той, пусть и крохотной, частицей, которая, возможно, понадобится, чтобы перевесить противостояние в нашу пользу. И одно дело рассуждать в душе, а другое вслух, когда каждое слово говорит о тебе, и бывает достаточно одного, чтобы понять – дрянь ты или действительно человек.

Хотя Семён и сказал Маргарите, что много работы, но она как раз и не шла сегодня на ум. Да и меньше её было: и на линии планового техобслуживания, и по заявкам, словно водители ни о чём не думали, кроме мобилизации. Ведь их-то одними из первых призовут, водители всегда в цене, всегда востребованы, их и гибнет много, ибо они при обстрелах желанная цель для противника. Хотя ныне водительскими правами не удивишь, они почти у всех мужиков, но профессионалов среди них раз, два и обчёлся. Так что вполне возможно попасть при отправке в одну партию с кем-то из своих. А то в прошлый раз он так ни с кем по-настоящему не познакомился, не говоря уж о том, чтобы сдружиться. В памяти только и остался краповый берет Лёха. И где он теперь, что с ним – бог весть, если они даже не успели обменяться адресами и телефонами: почему-то в первых боях не думалось ни о каких ранениях, и казалось, что парни будут всегда рядом. Впрочем, как говорили старики, на войне, да ещё в пехоте, редко кто долго дружит: так или иначе, а судьба всё сделает, чтобы размотать по сторонам и по разным адресам. Это от чьего-то желания не зависит. Как Бог даст! Хотя обо всём этом надо поменьше думать и озадачиваться, как говорили древние: «Делай что должно, и будь что будет!»

Еле-еле отработал Прибылой смену, а вышел за проходную, не зная, что делать из-за свалившихся забот. Вспомнив разговор с тёщей и дочкой, сначала решил заехать к ним. В магазине накупил сладостей, фруктов, подумав, по-хозяйски решил, что и овощи не помешают, а потом взял говядины, колбас, сосисок, сыра двух сортов, молочку. Когда появился с пакетами перед Маргаритой, та ахнула:

– Это что сегодня с тобой, парень?!

– А что не так?

– Непривычно как-то…

– Кто вам теперь поможет, как не я, – сказал и посмотрел на подбежавшую дочку, которая, правда, ничего не поняла.

Семён её расцеловал, взял на руки и вдруг понял, что никогда не относился к ней с такой любовью, как сейчас, именно в эту минуту, будто уже расставался. Подумал об этом и отругал себя: «Ну, что я сам себя накручиваю? Ведь ничего пока неизвестно! Всё в тумане!»

– Поужинаешь с нами? – спросила Маргарита.

– Запросто!

Он сходил умылся, потрепал себя по щекам, словно прогоняя из головы лишние мысли, и вскоре сидел за столом рядом с дочкой.

– А ведь мы так сто лет не собирались! – вздохнул и обнял Виолку, посмотрел на Маргариту и подумал: «Ведь совсем недавно я посылал всех Чернопутов куда подальше, мол, надоели, а как жизнь всё выравнивает. Тогда был по-настоящему зол от обиды на жену, на всех, кто окружал в этом доме, словно легла тень от домашнего затмения, а теперь Маргарита чуть ли не лучший друг!»

Подумав так, он не стал обольщаться, зная, что тёща сейчас припёрта обстоятельствами, она растеряна, даже напугана, и ей действительно не к кому прислонить голову. По сути, нынешние люди настолько стали сдержанны в родственных отношениях, словно кто-то специально прополол два-три поколения, лишив их даже тяги к детям, если семьи ограничивались одним ребёнком, редко двумя. И теперь наступило такое время, когда действительно все стали одиноки, живут сами по себе, особенно когда всё хорошо, да и в беде долго не печалятся – остаются наедине с собой, отвыкнув от больших семей, а значит, многолюдных свадеб, дней рождений, похорон, когда все родственники на виду, при случае помогут, подскажут, старшие не бросят младших, так и живут семьями и родством. Теперь нет, теперь по-другому, хотя и в этом вопросе наметились изменения к лучшему, когда государство вплотную занялось помощью семьям, ввело материнский капитал, и много молодых семей стало иметь по два-три ребёнка.

Поужинав, поиграв с дочкой в пупсиков, Семён начал собираться, решив заодно забрать берцы, защитную куртку и брюки, в которых приехал из госпиталя. По расцветке брюки от куртки отличались: первоначальные, которые получил в Гудермесе, были разрезаны при ранении и выброшены, эти же, выданные в госпитале, были коротковаты, но под берцы сгодятся. Он сложил вещи в пакет, а Маргарита вздохнула:

– Ну, вот что ты бежишь впереди паровоза? Ещё ничего не известно, а ты уж с вещами колготишься, – укорила она и спросила