Подвиг подплава Балтийского флота. Боевые действия в Финском заливе. 1943 г. - Мирослав Эдуардович Морозов

очевидна и которое больше приносит вреда нам, чем противнику». Не смог он обойти молчанием и причины, которые, как он считал, толкали командование флота на продолжение ведения подводной войны. «Создается впечатление, – писал Круковский, – что на КБФ не снимают с бригады ПЛ задачу действия подводных лодок на коммуникациях в Балтике, вполне осознавая неэффективность ее, из соображений морального характера, чтобы показать нашей стране и противнику, что Краснознаменный Балтийский флот бьет противника в море, чтобы можно было донести в Москву: «Утоплено столько-то судов противника». Признавая, что моральный элемент в войне имеет исключительное значение, в данном случае здравому смыслу, расчету и предвидению предстоящей обстановки и задач флота должно быть дано предпочтение». В завершение документа автор попытался сгладить острые углы: «Докладывая изложенное, не претендую на противопоставление имеющимся установкам, которых не знаю, прошу принять как личное мнение, которое считаю своим долгом доложить»[126].

Изучение архивных материалов показывает, что доклад достиг адресата, который передал его на изучение в Оперативное управление ГМШ. 14 августа – в тот день, когда в Главном штабе уже было известно о неудачном исходе «разведывательной операции подлодок» КБФ, – начальник управления контр-адмирал В.Л. Богденко подписал свой отзыв (прил. 1.15). Он начал его с заявления, что «анализ и выводы, которые делает тов. Круковский, поверхностны, односторонни и неверны, т. к. исходят только из одних отвлеченных цифр, оторваны от конкретной обстановки на театре и, по своему существу, не отвечают ей». Раскрывая свой тезис, он писал, что следует учитывать не только прямой ущерб от действий подлодок КБФ, но и косвенный, выражающийся в отвлечении больших сил противника на организацию противолодочной обороны и конвоирование судов. При этом Богденко не упоминал (а возможно, и не знал), что в 1943 г. система конвоев на Балтийском море немцами в целом не вводилась, осуществлялось лишь сопровождение военными кораблями лишь наиболее ценных судов (госпитальные суда, крупные танкеры). Далее начальник управления подчеркивал роль, которую «сыграли подлодки КБФ в 1942 г. в общем деле развенчания мифа о «непобедимости» и «неуязвимости» немецкой военной машины, тем более на фоне всем известного заявления немецкого информбюро «об уничтожении» КБФ». В отношении кампании 1943 г. Богденко высказывал ставшее уже стандартным для ГМШ мнение, что прорыв в Балтику возможен, но требует принципиально новых подходов к мероприятиям по обеспечению прорыва. Квинтэссенцией «Отзыва» можно считать следующий абзац: «Предложение автора сохранить подлодки до периода, когда КБФ расширит свою операционную зону и получит западные базы (то есть Таллин, Ханко, Либаву), неосновательно, т. к. к этому времени общее военное положение Германии настолько изменится, что едва ли основные коммуникации противника между Германией с одной стороны, Швецией и Финляндией с другой останутся[127]. Деятельность подлодок КБФ ценна и необходима именно сейчас, когда все усилия и все средства должны быть использованы с максимальным напряжением в общей системе надлома военной мощи Германии. Сохранять же подлодки к моменту мирной конференции также нет смысла, ибо в условиях Балтийского театра подлодки не являются силой, имеющей сколько-нибудь значительный вес при выработке условий мира и послевоенного порядка на театре в целом».

В нижней части последнего листа документа находилась собственноручная резолюция начальника ГМШ вице-адмирала Г.А. Степанова: «Согласен полностью: ВС КБФ, НШ КБФ, командир БПЛ, НШ БПЛ не считают положение с выводом ПЛ таким безнадежным. Положение ПЛ ПЛ сложно, но во всякой операции в военное время есть риск. Факт выхода ПЛ ПЛ в Балтийское море имеет не только военное, но и международное политическое значение. Все дело в том, чтобы вопросы боевого обеспечения были бы разрешены в максимальной степени»[128]. К этому следует добавить то, что начальник ГМШ с 3 по 5 августа лично посетил острова Лавенсари и Сескар, где имел возможность на месте ознакомиться с условиями обстановки и организацией боевых действий Островной ВМБ по обеспечению прорыва субмарин. Впрочем, как выяснилось, основными изучаемыми вопросами были организационно-штатная структура, противодесантная оборона, боевая подготовка и материальное обеспечение недавно созданной базы[129].

Единственным изменением, к которому привел доклад Круковского, стало его собственное служебное положение: согласно выписке из личного дела 24 августа 1943 г. он был перемещен с должности начальника отделения изучения и обобщения опыта войны на должность старшего офицера по оргчасти 1-го отдела ОМУ ГМШ, то есть назначен с понижением[130]. Зато теперь офицер точно знал, кто и во имя чего отправляет на смерть балтийских подводников.

Подготовка к «разведывательной операции» на бригаде подлодок

Кадровые изменения в связи с действиями балтийских подлодок затронули не только Главный морской штаб, но и бригаду подлодок КБФ. 21 июля с должности командира С-12 был снят и направлен в распоряжение штаба СФ капитан 3-го ранга В.А. Тураев. Согласно политдонесению, «капитан 3-го ранга Тураев – командир ПЛ «С-12», член ВКП(б), при проверке показал низкие знания оперативно-тактических вопросов. Плохо и медленно ориентируется в сложной обстановке, и не случайно личный состав выражал неуверенность в его действиях. Вместо того чтобы держать личный состав и воспитывать его, это дело переложил на других командиров, а сам не занимался, в результате чего у личного состава появились антикомандирские настроения, и в первую очередь направленные против самого командира. Вследствие плохого руководства и контроля на ПЛ разбазаривали значительное количество продуктов автономного пайка, за что осужден военным трибуналом помощник командира капитан-лейтенант Маланченко, лекпом (лекарский помощник – врач подлодки. – Авт.) Кузнецов…»[131]. Другие документы, в том числе по результатам похода С-12 в сентябре – ноябре 1942 г., не подтверждают такой оценки командира. По некоторым данным, причиной снятия стал личный конфликт Тураева со своим однокашником по ВМУ им. Фрунзе – комбригом С.Б. Верховским, возникший на почве нежелания последнего заниматься «усмирением» экипажа, политико-моральное состояние которого в связи с готовившимся походом находилось на недостаточно высоком уровне.

За шесть дней до этого был снят с должности командир подлодки Щ-407 капитан 3-го ранга В.К. Афанасьев. Тому инкриминировались «плохие знания устройства ПЛ и особенно оперативно-тактических вопросов. Личным составом руководил плохо, воспитанием не занимался… Занимался критиканством по адресу командира бригады Верховского и его действий»[132].

На Щ-407 был назначен присланный с Тихоокеанского флота капитан 3-го ранга П.И. Бочаров, а Тураева заменил капитан 3-го ранга А.А. Бащенко, ранее снятый с должности командира С-4 за аварию и на протяжении трех месяцев командовавший плавбазой «Иртыш». Если верить политдонесениям, названный офицер, как и остальной экипаж С-12, был очень рад представившейся возможности искупить предыдущие проступки и готовился к выходу в море с большим желанием. Совсем иные настроения высказывал командир С-9 капитан