Вечный день - Юлиус Фучик

перевел регулятор на обратный ход, и мы помчались назад, толкая вагоны с боеприпасами впереди себя. Следом за нами с воплями устремились немцы, они метались внизу, на путях, некоторые вскидывали автоматы и пускали в нас длинные очереди, так что пули с жужжанием отскакивали от стенок паровозного котла.

— Halt!.. Halt! — взбешенно орали они.

Но дядя Нику только сильнее, с лихорадочным напряжением жал на рычаг.

Проскочив пять или шесть станций, мы в Лиешти замедлили ход; начальник станции и дежурный выскочили на рельсы, побежали рядом и закричали во весь голос, требуя, чтобы мы остановились.

Дядя Нику спустился на нижнюю ступеньку лесенки.

— Уходите! — умоляюще сказал он. — За нами гонятся немцы… Преградите путь погоне — нам надо как можно быстрее попасть в Плоешти…

— А что у вас в вагонах?

— Боеприпасы, — честно признался дядя Нику и сразу поднялся, стал к рычагу.

После этого мы ехали без всяких затруднений; теперь путь впереди был свободен — всюду на линии знали про нас. Станции приветствовали нас вскинутыми руками семафоров и разрешающими огнями сигналов, на затемненных перронах нас встречали и провожали фигуры начальников станций, держащих ладони у козырьков своих форменных фуражек.

— Ах ты господи! — то и дело восклицал дядя Нику, не в силах скрыть радости.

Так мы и ехали без остановок, пока, уже после полуночи, не задержались на станции Барбоши, у самого Галаца. Тут выяснилось, что дальше ехать не имеет смысла — город охвачен пожаром. Громадные языки пламени, похожие на всплески темной крови, окутанные волнами дыма и копоти, все разрастаясь, метались в темноте. Гитлеровцы бомбили город с воздуха. В Галац, который и прежде был переполнен гитлеровскими солдатами, теперь хлынули немецкие части, деморализованные, озлобленные голодом, — беглецы с Бессарабского фронта.

Увидев, что творится в Галаце, дядя Нику заметно опечалился. Он молча сошел с паровоза, огляделся вокруг и тяжелым шагом двинулся вдоль путей в диспетчерскую. Я стал отыскивать водонапорную колонку: здесь нужно было запастись водой, чтобы доехать до Плоешти. Колонка оказалась неподалеку — все вроде благополучно.

На выезде со станции станционные пути были заставлены десятками, даже сотнями заброшенных вагонов, вереницей тянущихся в ночной дали наподобие каких-то неведомых длинных чудовищ. Вдруг почти рядом с одним из этих вагонов внезапно замаячили тени немцев. В тот же миг семь или восемь гитлеровцев кинулись в нашу сторону с грубыми выкриками и, держа автоматы на изготовку, окружили паровоз.

«Должно быть, им сообщили по телефону!» — мелькнуло у меня в голове.

Унтер-офицер с серебряными галунами и два солдата в стальных касках, надвинутых на самые глаза, поднялись ко мне.

— Lokomotive… zurück… zum Güterzug![7] — приказал мне молодой унтер-офицер.

— Nicht Mechaniker[8]. — Я пожал плечами, прикидываясь наивным ребенком, чтобы оттянуть время.

Дяди Нику еще не было, к паровозу подбежали еще немцы — я топтался в будке, почесывая затылок. «Лучше всего было бы убежать, — размышлял я. — Без машиниста немцы ничего сделать не смогут… А в конце концов их все равно сцапают наши либо русские, отплатят им за все, что они натворили в Галаце…» Между тем дядя Нику спокойным шагом, поглядывая вокруг, приближался к паровозу. Немцы сообразили, что это машинист, и направили на него свои автоматы… Он махнул мне рукой: убегай, мол, на пути… Один из немцев стал втолковывать ему, что нужно подцепить к составу вагоны, и тыкал в сторону этих вагонов пальцем. Тогда дядя Нику начал понемногу «соображать». Он рукой отстранил направленный на него автомат и с притворной доброжелательностью на пальцах принялся объяснять немцам, что ехать дальше невозможно:

— Kohle nicht… Wasser nicht…[9] — и добавил по румынски: — Паровоз неисправен.

— Hinauf![10] — крикнул унтер-офицер и пистолетом подтолкнул старика к лесенке паровоза.

Офицер скомандовал — немцы разместились в вагонах, а несколько человек взобралось на крыши. Унтер-офицер, который ехал до этого с нами, отдал честь, приложив ладонь к каске, и поспешил обратно на паровоз. Тут, в кабине, он и остался возле дяди Нику, наблюдая за каждым его движением, а два солдата уселись позади меня.

Перед самым отходом появились начальник станции и рабочий с синим фонарем. Они прошли вдоль состава и успели вполголоса переговорить с дядей Нику под испытующими взглядами немцев.

— Сообщите вперед по линии здешнюю обстановку, — с угрюмым видом сказал им дядя Нику. — Мы должны с этими боеприпасами добраться до Плоешти.

— Как видишь, немцы тоже намерены ехать в Плоешти, — оказал рабочий с фонарем. — Станции к югу в их руках, и они намерены сконцентрировать свои силы там, в нефтеносном районе, ближе к Бухаресту!

— А потом что? — удивленно произнес дядя Нику.

— Они не должны туда попасть! — сквозь зубы процедил рабочий. — А вы, с боеприпасами, — обязательно!

— Хорошо, но…

— Я предупредил начальника военного патруля на станции… Берите жезл!

На рассвете мы прибыли в Брэилу — паровоз тяжело отдувался, с трудом волоча за собой длинную вереницу вагонов. Состав серой змеей полз среди низеньких домишек на окраинах города, постепенно вырисовываясь на фоне тающих ночных теней. Время от времени я поднимался на тендер добавить угля и глядел назад, на вагоны, облепленные немцами, точно мухами; меня пугала мысль о том, как мы будем от них избавляться…

Немцы расставили на крышах вагонов пулеметы, которые стояли с вправленными лентами, готовые открыть огонь в любую минуту, а на платформах застыли в боевой готовности несколько скорострельных зенитных пушек.

Однако немцы на паровозе не позволяли мне слишком долго глядеть по сторонам и жестами приказывали снова кидать уголь в топку. Огонь под котлом вспыхивал, порою громадные черные языки пламени прорывались из топки к нам в кабину. Котел от напряжения гудел, готовый взорваться, как будто машинист имел намерение погубить нас всех вместе с паровозом. Однако при этом он отнюдь не спешил — вел поезд осмотрительно, постоянно поддерживая настолько малую скорость, что с ней и за двое суток не добраться до Плоешти. Время от времени он открывал клапан, без нужды выпуская наружу пар, а я не переставал кидать в топку уголь — с виду все как надо. Унтер-офицер, бледный, вконец утомленный бессонницей и напряжением, — ведь он все это время ни на шаг не отходил от дяди Нику — раздражался, когда мы выпускали пар, однако не знал, что предпринять, потому что машинист с озабоченным видом то и дело показывал ему красную черту на циферблате манометра. Я сообразил: дядя Нику добивается того, чтобы мы как можно скорее остались без воды, притом по возможности в открытом поле. Для этого еще ночью он открыл кран под тендером, через который вылилась чуть не половина