От Особой группы до легендарного Смерша. 1941—1946 - Николай Николаевич Лузан

– Ничуть. Если не веришь, то можешь спросить у любого бойца. Они тебе такое расскажут…

– Верю, верю, Кирилл, – перебил Иванов, но не удержался и спросил: – А что, бойцы не верят заявлению нашего правительства?

– Какому?

– Ну тому, что всякие там разговоры о войне с Германией это…

– Да, какие на хрен разговоры! О чем ты, Леня?! – взорвался Алексеев. – Надо быть слепым, чтобы не видеть того, что происходит на той стороне! Война к нам в двери не то, что стучится, она ломится! Ну, что ты…

– Все! Все! Не горячись, Кирилл, – не стал затрагивать столь болезненную тему Иванов и перешел к операции: – Где и на каком участке будем выводить моего агента?

Алексеев, поиграв желваками на скулах, обратился к карте. Острие карандаша скользнуло по лесному массиву и остановилось на ущелье.

– Предлагаешь здесь? А почему? – уточнил Иванов.

– Глухое место, человека обнаружить будет сложно, – пояснил Алексеев.

– А что известно про их посты? Где они расположены?

– Здесь и здесь, – карандаш в руке Алексеева описал на карте два кружка.

– Информация свежая?

– Да, по состоянию на вчерашний день.

– И как часто они меняют расположение постов?

– В последнее время вообще перестали.

– Ну, раз так, то там и сделаем проводку, – принял окончательное решение Иванов и предложил: – А теперь можно побаловаться и чайком.

– Не вопрос, – живо откликнулся Алексеев и вызвал дежурного.

После ужина он отправился проверять несение службы нарядами, а Иванов коротал время за изучением оперативных сводок, и ждал, когда наступит час х. Ближе к полуночи к нему присоединился Алексеев, договорившись встретиться у участка вывода агента на сопредельную территорию, они разошлись. Иванов покинул заставу, избегая открытых мест, выбрался на обусловленное место и дал сигнал. В ответ трижды ухнул филин, и через мгновение на поляну вышел агент. Внешне он выглядел спокойным, о волнении говорило только частое покашливание. Осторожно ступая, они пробрались к глубокой ложбине, которая вела на нейтральную полосу. Прошла минута-другая, и как из-под земли возник Алексеев. Он, как всегда, был немногословен, коротко доложил, что проход на сопредельную сторону свободен. Обменявшись с Ивановым коротким рукопожатием, агент шагнул на козью тропу и исчез во мраке ночи. Прошла минута, другая, на сопредельной территории царила тишина. Подождав еще некоторое время, Иванов и Алексеев возвратились на заставу и легли спать. Стрелки часов показывали один час пятнадцать минут.

До войны оставалось всего два часа мирной жизни.

Лицом к лицу

Заканчивалась самая короткая летняя ночь. Время неумолимо отсчитывало последние минуты в жизни сотен тысяч советских и германских солдат и офицеров. Военная машина вермахта и его сателлитов пришла в движение. В 3.30 план «Нахштосс» – нападения немецко-румынских войск на Буковину вступил в действие. 11-я немецкая армия под командованием генерал-полковника Огена фон Шоберта, 3-я и 4-я румынские армии генерала Иона Антонеску вероломно нарушили советско-румынскую границу и атаковали заставы 97-го Черновицкого погранотряда.

Предрассветные сумерки разорвали яркие вспышки. Шквал артиллерийского огня обрушился на расположение 5-й погранзаставы младшего лейтенанта Кирилла Алексеева и расположенного по соседству с ней села Шепот. Первые снаряды легли на подступах к ним. Следующий артиллерийско-минометный залп грязно-желтыми тюльпанами усыпал плац и хозяйственный двор заставы. Пристрелявшись, вражеские батареи повели прицельный огонь по зданиям и сооружениям. Взрывом артиллерийского снаряда сорвало дверь конюшни, обезумевшие от страха лошади, вырвавшись из бушевавшего пламени, носились по двору. Наиболее интенсивному обстрелу подверглись казарма, штаб, вскоре на их месте осталась груда дымящихся развалин. Чудом устояла наблюдательная вышка, иссеченная осколками, она походила на решето.

Несмотря на массированный огонь, продолжавшийся около пятнадцати минут, застава не понесла людских потерь. Сказалась предусмотрительность Алексеева. Опытный, инициативный командир, начинавший службу на границе еще в 1934 году, он больше полагался на свой практический опыт и реалии складывающейся оперативной обстановки, чем на устаревший Полевой устав и указания, поступавшие от вышестоящего начальства. Обстановка на границе, накалявшаяся с каждым днем, говорила ему о неизбежности войны. Вместе с подчиненными Алексеев готовился встретить ее во всеоружии. В последние две недели пограничники с наступлением ночи, соблюдая маскировку, возводили ложные опорные пункты обороны, строили запасный командный пункт, землянки и в них же оставались ночевать. В час испытаний предусмотрительность Алексеева спасла жизнь ему и подчиненным.

На часах было 4.15. Обстрел расположения заставы также внезапно прекратился, как и начался. Наступила зыбкая тишина. Ее нарушали треск пламени и ржание метавшихся по двору лошадей. В нее вкрадывался и постепенно нарастал звук мощных моторов. Порыв ветра подул со стороны горы Буковинки и разорвал молочную пелену тумана. За ней проступила серая лента горного серпантина шоссе. По нему, лязгая и громыхая, извивалась металлическая гусеница из танков и бронетранспортеров. Прошла минута-другая, и из ближайшего к расположению заставы лесочка показалась мышиная стая – цепь противника. Немцы и румыны шли в полный рост, рассчитывая на легкую и бескровную победу. На заставе, перепаханной минами и снарядами, казалось, не могло уцелеть ничего живого. Но те, кого они посчитали мертвыми, восстали из руин. Мощный взрыв под головным бронетранспортёром вздыбил землю. В следующее мгновение из скрытых укреплений и замаскированных огневых точек на вражескую пехоту обрушился шквал огня. В этот удар пограничники вложили всю свою ненависть к вероломному врагу. Не выдержав натиска, он, огрызаясь короткими очередями, попятился назад и скрылся в лесу. Не давая передышки пограничникам, противник снова подверг заставу мощному артиллерийско-минометному огню, а затем, перегруппировав силы, повторил атаку, но и она провалилась.

С перерывами бой продолжался до захода солнца. С особой настойчивостью противник пытался пробиться на участке шоссейной дороги. Очередная, седьмая атака на этом направлении захлебнулась. Пограничникам удалось подбить еще один бронетранспортер в узкой горловине, и он закупорил проход остальной колонне. Попытки оттащить его в сторону каждый раз терпели неудачу. Меткий огонь пулеметного расчета, занимавшего господствующую высоту – гору Буковинку, не давал возможности буксировщикам подобраться к бронетранспортеру.

Захлебнулась атака и на северном фланге обороны заставы, где находился Леонид Иванов. Поредевшая под прицельным ружейно-пулеметным огнем цепь наступающих откатилась назад и потонула в тумане, поднимавшемся из низины. Молочно-белые языки наползали на поле боя и скрадывали язвы войны: воронки от разрывов мин и снарядов, тела убитых и раненых. Наступила хрупкая тишина. Об ожесточенном бое напоминали стоны раненых, отрывистые команды и прогорклый запах пороха, витавший в воздухе.

Иванов положил на бруствер карабин, сполз на дно окопа и закрыл глаза. У него уже не оставалось сил пошевелить ни ногой, ни рукой. Он жил только одной мыслью:

«Живой! Ты живой еще, Леня!»

– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – как сквозь вату донесся голос.

Иванов встрепенулся, поднял голову и открыл глаза. Перед ним стоял пограничник, на его почерневшем от копоти лице жили только одни глаза. Он доложил:

– Товарищ лейтенант, младший лейтенант Алексеев собирает офицеров на командном пункте.

– Иду, – коротко обронил Иванов, с трудом поднялся на ноги, забрал с бруствера карабин и направился на КП.

На его пути встречались бойцы, воспользовавшись затишьем, одни очищали оружие от грязи, другие восстанавливали траншею, разрушенную минами и снарядами, пулеметные расчеты меняли позиции, чтобы уйти от огня вражеских батарей. На их лицах Иванов не находил ни страха, ни растерянности, сказывалась боевая выучка и интенсивные тренировки. На входе к КП он столкнулся с политруком младшим лейтенантом Леонидом Базылевым – заместителем Алексеева, руководившим обороной на южном фланге обороны. На правом рукаве его гимнастерки расплывалось бурое пятно. Иванов с сочувствием посмотрел на него и спросил:

– Как, серьезно зацепило?

– А, пустяки, – отмахнулся Базылев, азартно блеснул глазами и заявил: – Всыпали гадам так, что только пятки сверкали.

– Мы тоже. Дальше ручья они не смогли пройти.

– Одно слово, мамалыжники! Из них бойцы, что из говна пуля, – с презрением бросил Базылев и распахнул дверь на КП.

Возвращаясь к тем первым часам войны, Леонид Георгиевич вспоминал:

«…Ранним утром несколько резких выстрелов прозвучали рядом. Заметив знакомого мне разведчика-пограничника, я поспешил к нему. Он шел к своим бойцам, оборонявшим северный участок заставы. Его участок представлял собой продуманную и оборудованную систему обороны, включающую несколько господствующих над местностью, связанных ходами дзотов и остроумно выполненных схронов…