От Особой группы до легендарного Смерша. 1941—1946 - Николай Николаевич Лузан

зыбкую временную оборону советских войск и все дальше продвигались вглубь полуострова. Попытки Левченко и объединенного штаба встречными контрударами остановить наступление противника не были в достаточной степени обеспечены огневой поддержкой артиллерии, а с воздуха авиации, и потому быстро захлебнулись.

К 28 октября сплошная линия обороны советских войск в Крыму как таковая перестала существовать. В образовавшийся прорыв противник бросал все новые и новые подкрепления, чтобы развить достигнутый успех.

29 октября практически без боя пал Симферополь. 1 ноября передовые части 11-й армии Манштейна с ходу захватили крупный железнодорожный узел – станцию Альма и вышли на расстояние одного броска к своей главной цели – цитадели Черноморского флота – Севастополю. В тот день советская группировка в Крыму, как единое целое перестала существовать. Разрозненные, потерявшие общее боевое управление части и отдельные группы военнослужащих с тяжелыми боями отступали по двум направлениям – на Севастополь и на Керчь. В воздухе господствовала авиация люфтваффе, от нее не было защиты, и на дорогах воцарился хаос.

Через него продирались сотрудники аппарата особого отдела 51-й армии, контролеры пунктов ПК вместе с полковником Пименовым. Напоминая огромную гусеницу, колонна с черепашьей скоростью двигалась по извивающейся словно змея дороге. Ее конечной целью являлась Керчь, там формировался новый укрепрайон. Но не всем суждено было добраться до места, налеты вражеской авиации выкашивали их ряды.

Позади осталось огромное поле, впереди лысыми холмами вспучилась земля, за ними в дымке угадывались горы, там было спасение. Антонина, прижавшись к борту полуторки, нервно теребила поясок на кофте и с затаенной надеждой поглядывала на небо, но она не сбылась. Сыпь серых точек, усыпавшая северный небосклон, увеличивалась на глазах. Ее сердце екнуло и покатилось вниз, на крыльях угадывались зловещие кресты.

– Воздух! Воздух! – неслось по колонне.

Визг тормозов, отрывистые команды и истеричные крики слились в какофонии звуков. Все смешалось, машины, телеги, люди, скот. У кого еще оставались силы, бросились врассыпную, ища спасения в ериках, балках и редком кустарнике. Над головами на низких высотах с душераздирающим воем пронеслись немецкие самолеты. Антонина, ничего не замечая, неслась вперед, подальше от дороги, ставшей дорогой смерти, на ней бушевал огненный смерч, когда справа громыхнул взрыв. Она со всего маху рухнула на землю, сжалась в комок и не могла вздохнуть. Воздух стал упругим как резина, в ушах ломило, через мгновение на спину обрушились камни и земля. Ужас близкой смерти охватил Антонину. Перед глазами фонтанчиками пыли взметнулась пулеметная очередь, и безотчетный страх подбросил ее на ноги. Она уже не слышала свиста осколков, криков раненых, не замечала убитых, мчалась к балке и жила одной только мыслью: «Только бы не в меня!»

Новый взрыв прогремел за спиной. Земля качнулась под ногами. В отчаянном прыжке Антонина перемахнула через валун, кубарем скатилась на дно балки и свалилась на Татьяну – сотрудницу пункта ПК. Стиснув друг друга в объятиях, они при каждом взрыве вжимали головы в плечи и с замиранием сердца ловили близкое дыхание смерти. Она и на этот раз обошла их стороной. Налет также внезапно прекратился, как и начался. Рев авиационных моторов стих. Земля перестала ходить ходуном. С неба, как опавшие листья, на убитых и на раненых опускались листовки. В них содержались призывы немецкого командования сдаваться в плен, уничтожать комиссаров и сотрудников НКВД.

Наступившая вязкая, гнетущая тишина плющила и прижимала к земле. Лихорадочная дрожь сотрясала Антонину и Татьяну. У них не находилось сил, чтобы выбраться из балки и выйти на дорогу. Детский плач заставил их встрепенуться. Цепляясь за кусты, они поднялись наверх.

Отряхнув гимнастерку, Антонина распрямилась, бросила взгляд по сторонам, и в ее жилах застыла кровь. В нескольких метрах корчилась в предсмертных конвульсиях молодая женщина. Осколок вспорол ей живот, внутренности вывалились наружу. Сочащиеся сукровицей кишки, облепленные мухами, извивались, пульсировали и походили на клубок змей. Жизнь покидала несчастную женщину, но в ней продолжал жить инстинкт матери. Подчиняясь ему, она тянулась к крохотному комочку. Он жалобно пищал, ручонками размазывал кровь по личику и губами пытался найти грудь матери.

В Антонине все кричало от боли и ужаса. Потрясенная увиденным, она двигалась как автомат. В памяти осталось бескровное лицо матери и тошнотворный запах содержимого желудка. Это было еще одно страшное лицо войны, вызверившееся на 18-летнюю девушку. Антонина плохо помнила, как на ее руках оказался несчастный ребенок, как выбралась к дороге, как в тумане перед ней проступил Анатолий Баранов. Его лицо покрывала копоть, на правом плече сквозь гимнастерку проступило бурое пятно. Он что-то говорил, но Антонина ничего не слышала, слова глохли как в вате. Пришла она в себя, когда заняла место в полуторке. Колонна тронулась дальше и в сумерках добралась до хутора. С помощью Баранова, оперуполномоченных Николая Богданова и Григория Буяновского Антонина, Татьяна и другие контролеры пункта ПК, наскоро прошив шпагатом плащ-палатки, отгородили себе угол в бывшем коровнике и устроились на ночлег.

Поднял их на ноги шум за перегородкой. К ним прибыло пополнение, группа сотрудников особого отдела и красноармейцев из роты охраны Особой Приморской армии. Им с боями удалось вырваться из окружения. Их вид был ужасен. На осунувшихся, заросших густой щетиной лицах жили только одни глаза, от хронической бессонницы и едких пороховых газов они потеряли свой цвет и имели багровый оттенок. Клубки вшей перекатывались во всклокоченных волосах на головах. Под заскорузлым от пота, крови и грязи обмундированием в прорехи проглядывали давно не мытые, покрытые струпьями тела.

Внимание Антонины привлек высокий, худощавый лейтенант, головой чуть ли не упиравшийся в потолок. Он смущенно топтался перед Татьяной-«Кнопкой», не решался раздеться и забраться в металлическую бочку с горячей водой. Под некоторыми еще дымились угли, но это не останавливало других окруженцев, они спешили избавиться от грязи, вшей, с шутками и смехом плескались чуть ли не в кипятке. Над всем этим властвовал зычный голос начальника гаража Григория Тененбойма. Вместе с бойцами из роты охраны особого отдела он успевал подливать воду в бочки и одновременно прожаривать обмундирование окруженцев на больших металлических листах, чтобы избавить его от вшей.

Татьяна, устав уговаривать лейтенанта раздеться, в сердцах бросила:

– Товарищ лейтенант, вы что, думаете, здесь собрались немцы?!

– Какие еще немцы?! – опешил офицер.

– Фашисты!

– Да что вы такое говорите, девушка?! Как так…

– А так, с таким духаном, как у вас, товарищ лейтенант, не то, что мы, а и немцы близко не подойдут.

Краска залила лицо офицера, он не знал куда себя девать и потерянно говорил что-то про мужское достоинство и честь. Это не произвело впечатления на Татьяну, и она решительно потребовала:

– Товарищ лейтенант, немедленно раздевайтесь и в бочку!

– Давай в бочку, лейтенант! Нам что, одним тут вариться?! – присоединились к ней другие окруженцы.

Офицер мялся, не решался раздеться и перебирал пальцами пуговицы на гимнастерке.

– Чо межуешься, лейтенант?.. Скидывай портки!.. В бане все равны! – неслось со всех сторон.

– Ну… ну, я… – бормотал что-то неразборчиво лейтенант и порывался выбраться в двор.

Антонина встала на его пути. В лейтенанте, чему она пока не находила объяснений, было что-то такое особенное, что отличало его от остальных. От него исходила неброская надежность человека, знающего, что и как делать в безвыходной ситуации. Позже, побывав в боях, Антонина поняла, это появляется у человека, заглянувшего смерти в глаза. Согрев его теплым взглядом, она поинтересовалась:

– Вас как зовут, товарищ лейтенант?

– Леонид. Леонид Иванов. А что?

– А я Тоня. Тоня Хрипливая, – представилась она и предложила: – Если вы не возражаете, то я вам помогу, сейчас принесу плащ-палатку, а вы ею прикроетесь. Хорошо.

Леонид кивнул головой и прошел к свободной бочке. Антонина вернулась с плащ-палаткой и обернула ее вокруг него. Он, смущенно поглядывая по сторонам, стащил с себя обмундирование и шмыгнул в бочку. От горячей воды перехватило дыхание, но Леонид не обращал внимания. Он испытал блаженство, тело стало невесомым, ноющая боль в правом ушибленном плече ушла, и истома охватила его. Чьи-то ласковые руки коснулись головы и принялись перебирать свалявшиеся волосы. Леонид встрепенулся, открыл глаза, перед ним двоилось девичье лицо и произнес:

– Антонина, вы?

– А вы думали кто? – в ее голосе появились