Технология лжи. Нацистская антипартизанская пропаганда на оккупированных территориях СССР. 1941–1944 гг. - Иван Иванович Ковтун

жестокость стали неотъемлемой частью оккупационных будней, эффект от показательных акций с мертвыми участниками сопротивления неизменно снижался. Хотя население продолжало испытывать страх, степень его воздействия на мирных жителей была уже не такой, как прежде. Бегство многих людей в лес, открытая поддержка партизан и желание вести борьбу в рядах иррегулярных формирований говорят о преодолении страха и неуверенности в собственных силах. Более того, все более заметную роль играла партизанская пропаганда. Как вспоминал бывший уполномоченный ЦШПД по руководству партизанским движением и созданию партийного и комсомольского подполья в Белоруссии К.Т. Мазуров, «наша контрпропаганда помогала людям разобраться в обстановке, спасала их от фашистской идеологии, звала к активному сопротивлению мероприятиям оккупантов»[544].

Вместе с тем большое значение немецкие органы пропаганды придавали тому, чтобы перетянуть население на сторону «нового порядка». Наряду с актами психологического устрашения противник использовал приемы, которые должны были вызвать доверие у мирных жителей к оккупационным властям. В этих действиях присутствовал элемент заигрывания. Особенно часто этот метод использовался при занятии войсками населенных пунктов. Захватчики угощали крестьян табаком, а детей – сахаром и конфетами[545]. Как сообщалось в информации организационно-инструкторского отдела ЦК ВКП(б) о деятельности партизанских отрядов и диверсионных групп в Белоруссии от 3 августа 1941 г., «немецкая армия в первые дни заигрывает с населением, раздает товары, пожимает руки сельским активистам, отдельным председателям колхозов»[546].

В тыловом районе группы армий «Север» летом 1941 г. противник стремился наладить отношения с населением с помощью открытия продовольственных складов, оставшихся после отступления Красной армии. Раздача продуктов, в первую очередь соли и зерна, побудила определенную часть мирных жителей вернуться домой из леса и заняться уборкой урожая. Кроме того, в целом ряде сел и деревень нацисты практиковали покупку продуктов, свиней и птицы за деньги. Известны случаи, когда солдаты вермахта оставляли крестьянам расписки за изъятый домашний скот[547]. В некоторых населенных пунктах немцы и вовсе ничего не реквизировали[548]. Конечно, нет нужды говорить о том, что такая схема отношений носила краткосрочный характер. Однако в первые месяцы оккупации она себя оправдала, создавая позитивный имидж немцев.

Методы заигрывания с населением хорошо показаны в мемуарах бывшего командира 5‑го истребительного партизанского полка К.Н. Воловича. В 1941 г. его часть действовала в Стругокрасненском районе Ленинградской области, где партизаны уничтожили большое количество техники и живой силы противника. Одновременно полк занимался разведкой, изучал обстановку в захваченном регионе. Опираясь на факты, Волович так представлял деятельность германских властей и пропагандистов:

«Фашисты применяли, что называется, и кнут и пряник: пороли и задабривали, щедро раздавали всякие посулы и расстреливали. Там, где действовал наш полк, были села, в которых жили семьи раскулаченных… Чтобы привлечь население этих деревень на свою сторону, гитлеровское командование запрещало в них всякого рода поборы. Что касается других деревень, то захватчики орудовали там вовсю. Тяжело было сельским активистам и семьям красноармейцев: у них забирали кур, гусей, свиней, овец, рогатый скот. В некоторых случаях за продукты, отбираемые у населения, гитлеровцы платили немецкими марками. За корову, например, они давали ничтожную цену – две марки. Бывало и так: войдя в село, захватчики раздавали детям конфеты, хлеб, захваченный на складах, оставленных нашими организациями при отступлении… На простодушных людей это производило впечатление. Мы не удивлялись поэтому, когда на вопросы партизан о грабежах, чинимых оккупантами, некоторые жители невразумительно отвечали: “Конечно, у них есть бандиты и воры”»[549].

Разумеется, враг использовал и другие приемы, чтобы воздействовать на население. Поздней осенью – зимой 1941 г. ограбление мирных жителей солдатами вермахта приняло характер эпидемии. Грабежи нередко сопровождались убийствами и актами сексуального насилия. Желая положить конец этой волне преступлений, которая местами вышла из-под контроля, оккупанты применяли не только военно-полевые суды, но и пропагандистские меры. В последнем случае немцы придавали своим действиям вид массовых мероприятий. Обычно в центре села или деревни собирали народ. Приехавшая в местечко группа пропагандистов выступала с зажигательной речью о привлечении к ответственности солдат, ограбивших население. Ораторы заявляли, будто германские офицеры не знали, чем занимаются их подчиненные, и наказание ожидает всех, кто совершил деяния, подрывающие авторитет вооруженных сил рейха.

Интересный эпизод произошел зимой 1941/42 г. в Спас-Деменском районе Смоленской области. Этот случай нашел отражение в аналитических материалах 2‑го отдела Разведывательного управления Генерального штаба РККА. Военные разведчики докладывали:

«В одной из деревень в районе Спас-Демянска [так в тексте. – Прим. авт.] наши агенты были свидетелями, когда немецкий офицер демонстративно расстрелял своего солдата за изнасилование девушки. Расстрел был произведен по жалобе местных граждан. Причем все это было сделано с большим шумом, созвано было все население. Офицер перед расстрелом произнес речь, которая была переведена населению и которая сводилась к тому, что немецкая армия – благородная армия и твердо расправляется с отдельными мерзавцами. После этого офицер попросил “продать” им некоторые продукты за деньги. Население поддалось на эту удочку. Немцы им платили за продукты немецкие марки. Большинство населения было настроено явно в пользу немцев, но это продолжалось недолго. Через несколько дней в эту деревню прибыл специальный заготовительный отряд и забрал все подчистую уже без всякого благородства. Этот случай, между прочим, характерен для многих районов. Передовые отряды имеют, видимо, задачу подготавливать почву и облегчать работу заготовительных отрядов. Поэтому можно встретить целые села и деревни, где могут рассказать о доброте и вежливости немцев. Это значит, что здесь еще не побывали “настоящие немцы” и не приезжали заготовительные отряды»[550].

Наиболее успешно оккупанты заигрывали с населением там, где их политика реализовывалась в относительно мягких и прагматичных формах, которые способствовали повышению доверия к «новому порядку». Чем выше был уровень лояльности, тем проще было германским служебным инстанциям бороться с партизанами. Так как нацистская политика в оккупированных областях СССР имела разный характер, то и пропаганда корректировалась с учетом особенностей того или иного региона.

К примеру, продолжительное время силы сопротивления не могли закрепиться в Прибалтике. Неоднократные попытки советского руководства перебросить туда крупные партизанские формирования терпели неудачу[551]. Строгий контрразведывательный режим и широкое доверие жителей к местным властям оказались существенным препятствием для развертывания «малой войны»[552]. Одну из ролей в этом сыграла пропаганда врага, сумевшая не только усилить ненависть к советскому строю, который и без того массово воспринимался здесь через призму репрессий и депортаций, но и во многом убедить эстонцев, литовцев и латышей в «прекрасном будущем», которое ожидает их после победы рейха. Балтийские народы получили такой уровень административной автономии, какому могли позавидовать другие этносы, попавшие под германское управление[553]. До лета 1943 г., когда