Технология лжи. Нацистская антипартизанская пропаганда на оккупированных территориях СССР. 1941–1944 гг. - Иван Иванович Ковтун

Спустя две недели, 31 января 1942 г., тот же отдел пропаганды докладывал о проведении анализа настроений гражданских лиц. Пропагандисты работали в тесной связке с офицерами отделов Ic группы армий «Север», 18‑й армии и 285‑й охранной дивизии. В ходе обмена мнениями была признана важность пропагандистского обслуживания местных жителей восточнее озера Пейпус (Чудско-Псковское озеро) и немедленного проведения агитации в соседних районах. На совещаниях было высказано несколько предложений: «Борьба с партизанами требует помощи гражданского населения… Если дать населению ощущение, что немцы о нем заботятся, то можно значительно усилить активное участие русских в борьбе с партизанами»[576].

Об изменениях в настроении местных жителей говорилось и в отчете от 7 февраля 1942 г. коменданта тылового района 2‑й танковой армии генерал-майора Ганса-Георга фон Цантира. Этот документ интересен в первую очередь тем, что в нем не только разбирались ошибки, допущенные оккупантами, но и предлагались меры по их исправлению. Кроме того, в отчете указывалось на влияние советской пропаганды, представлявшей большую опасность для германских органов. Генерал доносил в штаб армии:

«Надежный, много раз проверенный агент сообщает о том, что крестьянское население, которое первоначально не было настроено к выступлениям против немецких гарнизонов, так как оно рассчитывало на ликвидацию с немецкой стороны коллективного хозяйства, постепенно из-за нашей пассивной позиции все больше становится жертвой партизан и очень проворной большевистской пропаганды. Эта пропаганда умело использовала слухи с искусственно созданными сообщениями об успехах Красной армии, которые противопоставлялись мнимым явлениям слабости и разложения германского вермахта. Напрасно местное население ожидало какого-то опровержения этих “фактов”. Несмотря на честное сотрудничество с немцами, во многих случаях население не находит никакой защиты от партизанского террора, а также после проведения безжалостных и, по всей видимости, произвольных реквизиций у него фактически вызывает сомнение широко распространенное понятие о немецкой дисциплине. С точки зрения вышеупомянутого агента, уже местами произошло то, что немецкий солдат – в смысле большевистской пропаганды – называется “грабителем” и что население, скорее всего, будет искать защиты от немцев у партизан, чем наоборот»[577].

По мнению Цантира, ослабить коммунистическую агитацию можно было с помощью ясной немецкой контрпропаганды и оповещения населения о том, что его ожидает в ближайшей перспективе. Во-вторых, в целях поддержки репутации германского вермахта предлагалось дать населению чувство уверенности в том, что его права будут соблюдены, несмотря на отдельные выходки недисциплинированных солдат. И в-третьих, Цантир советовал уведомлять население о реквизициях, которые могут проводить только офицеры, а также соответствующие местные управления или старшины. Возможно, считал генерал, эти меры окажутся полезными[578].

Начиная с весны 1942 г. в немецких донесениях все чаще поднималась тема страха населения перед партизанами. Секретные доклады и записки, подготовленные внутри отделов Ic и органов ГФП, не оставляют сомнений в том, что нацисты ничего не выдумывали. К тому же вопрос о защите населения, лояльного новым властям, по мере развития событий требовал от них все более четкого ответа. Безусловно, политика истребления «враждебных элементов» оставалась для рейха доминирующей, но наряду с ней велась обработка тех гражданских лиц, которые сотрудничали с немцами или могли их поддержать, если чаша весов в противостоянии на Востоке склонится в пользу Германии.

В сообщении от 3 апреля 1942 г. отдела Iс штаба 4‑й полевой армии подытоживалось: «В целом защита со стороны немецкого вермахта приветствуется, потому что крестьяне боятся партизан. Больше всего их также беспокоит то, что первоначальный порядок будет нарушен или уничтожен партизанами. Страх настолько велик, что никто не хотел идти прямо в занятые партизанами села»[579].

В донесении от 30 июня 1942 г. отдела пропаганды «У» пропагандисты обсуждали практические меры избавления людей от страха: «Для поддержки борьбы с партизанами и успокоения населения, напуганного бандами, отдел напечатал листовки и плакаты и будет их распространять в своем районе»[580].

В донесении от 4 сентября 1942 г. отдела пропаганды «В» сообщалось: «Страх перед “партизанами” в городе и деревне очень велик. Но справедливо также и то, что подавляющее большинство сельского населения настроено против банд. Все спрашивают: “Почему немцы не справляются с бандами?” Один человек, крестьянин, отвечает: “Немцы слишком слабы”. Дальновидный и умный русский добавляет: “Немцы не понимают, как собирать и организовывать местные силы для борьбы с бандами”»[581].

В отчете от 3 июля 1942 г. отдела Ic штаба командующего корпусом охранных войск группы армий «Центр» мы находим следующие строки: «Русскому никогда не приходило в голову, и он не должен об этом знать, что единственная причина этого [почему немцы не справляются с “бандами”. – Прим. авт.] должна быть найдена в катастрофических потерях охранных войск в прифронтовом районе “Центр”. Но этот факт послужил поводом для поиска новых путей на пропагандистском поприще»[582].

По мнению нацистов, страх населения перед партизанами имел своей главной причиной «бандитский террор». В некоторых документах врага эта тема занимала основное место. Так, в отчете от 5 сентября 1942 г. отдела пропаганды «Остланд» было представлено сообщение отряда «Вайссрутения» с характеристикой положения, возникшего в районе Барановичей. Во время беседы с корреспондентами сотрудники окружной администрации рассказали о ежедневных столкновениях с партизанами. Командир отряда записал в блокнот несколько ключевых фраз чиновников: «Население все еще настроено прогермански, но склоняется перед сегодняшним террором банд… Низкая активность в борьбе с бандами… Пропаганда технически маловероятна и не обещает никаких положительных результатов»[583].

О «бандитском терроре» упоминалось также в донесениях отдела пропаганды «У». Еще летом 1942 г. пропагандисты этого формирования обращали внимание охранных войск на страдания местных жителей от насильственных действий партизан. Причем, как доносил начальник отдела, население «пришло к выводу, что немецкий солдат мало чем может им помочь или, похоже, совсем не хочет помогать… Через этот район [северные части Сумской и Черниговской областей. – Прим. авт.] перебрасывалось много сильных боеспособных соединений, и всегда была надежда, что они вмешаются, но это была надежда, которая до сих пор не оправдалась»[584].

Из-за отсутствия надлежащей защиты, отмечали пропагандисты отдела «У», почти все гражданские лица становились жертвами «грабителей», отдавали свой домашний скот, не могли заниматься уборкой урожая. Поэтому ни о каком «возрождении жизни» в Сумской и Черниговской областях не могло быть и речи, пока немецкие войска не зачистят эту территорию. Отдел предлагал вести пропаганду посредством листовок, плакатов, газет, брошюр, громкоговорителей и фильмов. Основную задачу пропагандисты видели в том, чтобы успокоить население, показать «тщетность бандитских успехов», попросить людей о помощи в «борьбе с бандами». После того как все операции завершатся, был намечен второй этап пропагандистской кампании: создание атмосферы доверия к защите германского вермахта и его союзников,